Лорел Гамильтон - Сны инкуба

Я стояла, обсуждая сама с собой, удастся ли мне обойтись без ползания в грязи и осмотра укусов.

— Она выше той, почти на фут. Светлые волосы, но очень короткие, у той были длинные. А во всем остальном — очень похожи.

— Радиусы укусов те же самые.

— Кто измерял? — спросила я.

Он ответил. Имя ничего мне не говорило. На этой стороне реки я редко бывала на осмотрах мест преступления. Убивала вампиров по поручению штата Иллинойс — да, но расследованиями практически не занималась. И измерениям неизвестного мне человека я доверять не могла. Если хоть один радиус не совпадёт, это будет означать смену состава в группе вампиров. Нам необходимо знать, ищем мы пятерых, шестерых или больше.

Вздохнув, я достала из кармана куртки рулетку. Её я всегда возила в бардачке вместе с детскими салфетками. Измерив доступные укусы, я попросила Зебровски записать результаты. Потом я аккуратно поставила колено в грязь между коленями покойницы. Грязь оказалась холодной. Раздвинув ноги мёртвой, я увидела следы укусов и измерила все, которые были. Радиусы совпадали — в пределах точности. Я использовала не тот измерительный инструмент, который надо было. Не следовало мне брать у ребят из группы осмотра инструмент, которого в следующий раз со мной не будет. От этого получается различие в показаниях; полевые измерения — это вам не лабораторные.

Я осторожно встала — главное было не шлёпнуться в грязь на задницу, а сапоги на каблуках — не лучшая для этого обувь. Так что я вставала осторожно.

— У «Сапфира» охранники ходят по автостоянке. Не меньше одного в каждый момент времени. Сегодня, в выходные, их должно было быть два. Они что-нибудь видели или слышали?

— Один видел, как девушка выходила уже в пальто. Направлялась домой после конца своей смены. Он видел, как она шла к машине… — Зебровски перелистнул блокнот, — а потом уже не видел.

— То есть?

— Он сказал, что она шла к машине, он ей помахал рукой, потом на что-то отвлёкся на другой стороне стоянки. Что именно его отвлекло, он не слишком чётко может вспомнить, но клянётся, что только глянул в сторону, а когда посмотрел обратно, она исчезла.

— Исчезла, значит.

— Ага. А почему у тебя такое выражение лица, будто это важно?

— Он сразу же проверил её машину?

Зебровски кивнул.

— Да. Там девушки не было, и он пошёл в клуб посмотреть, не вернулась ли она. Не найдя её внутри, он позвал другого охранника, и они обследовали местность. И нашли её.

— Как долго, по его мнению, он смотрел в сторону?

— Он говорит, пару секунд.

— Не видел ли ещё кто-нибудь, как она уходила? Мне бы хотелось знать время, когда она вышла из здания, и сколько точно времени он смотрел в другую сторону.

— Давай вылезем из этой ямы и глянем, не видел ли кто её уход и не посмотрел ли при этом на часы.

Он снова зашелестел блокнотом. Прожекторы, которые поставили возле ямы, освещали её внутренность, и от них вся сцена становилась какой-то голой и безжалостной, будто надо было эту девушку накрыть и больше на неё не пялиться. Сентиментальной я становлюсь. Определённо сентиментальной.

— Вообще-то одной даме, посетительнице, эта блондинка страшно понравилась — ей и её мужу. И она заметила время, когда девушка ушла.

— И какая разница с показаниями охранника?

Он сверил записи:

— Десять минут.

— Десять минут — чертовски долгое время, чтобы таращиться на то, чего и вспомнить не можешь.

— Ты думаешь, он врёт?

Я покачала головой:

— Вряд ли. Я думаю, он говорит то, что считает правдой.

— Не понимаю. К чему ты клонишь? — спросил Зебровски.

Я улыбнулась ему не слишком счастливой улыбкой.

— Один из вампиров должен быть мастером, до этого мы додумались. Но к тому же они умеют затуманивать человеку сознание до такой степени, чтобы проделать подобный трюк.

— Я думал, все вампиры умеют туманить сознание.

Я покачала головой.

— Они умеют загипнотизировать человека взглядом, а потом, если его укусят, стереть ему память. Достаточно сильные вампиры умеют загипнотизировать человека и стереть почти всю память. Но обычно у жертвы остаются смутные воспоминания о глазах — иногда о каком-то животном со сверкающими глазами, или о свете фар, неестественно ярких. Разум пытается найти случившемуся обыденное объяснение.

— Окей, значит, один из этих вампов умеет оглушать взглядом.

— Нет, Зебровски, я спорить готова, что глаза здесь ни при чем. Наверняка это было сделано с расстояния, и без прямого взгляда. Я с охранником поговорю, но если на нем нет укуса и нет никаких странных воспоминаний, значит, это было сделано с приличного безопасного расстояния и без непосредственного контакта.

— И что? — спросил он несколько устало и раздражённо.

Я не приняла это раздражение на свой счёт.

— Это значит, что один из вампиров стар, Зебровски. Стар, и к тому же мастер. То есть это выдающийся талант, что сильно сокращает список.

— Имена?

Я покачала головой:

— Давай позовём охранника, пусть он нам стриптиз станцует.

Зебровски посмотрел на меня поверх соскочивших очков, поправил их пальцем.

— Я не ослышался?

— Надо проверить, нет ли на нем укусов вампира. Если он чист, то мы ищем крупного игрока, вампирски говоря. Если укус есть, то не столь крупного. Поверь мне, это очень серьёзная разница.

— Это кто-то из ребят Жан-Клода? — спросил Зебровски.

— Нет.

— Откуда ты знаешь?

Откуда я знаю? Я слишком устала, и потому мысленно повторила этот вопрос, подумала, что бы ответил Жан-Клод. Может ли он гарантировать, что это не его вампиры?

Мысли этой хватило, он оказался у меня в голове.

Он видел то, что видела я — не слишком хорошо для расследования убийства, которое совершили вампиры. Я стала было закрываться щитом, чтобы вытолкнуть его, как вдруг узнала ответ.

— Принесённая мне клятва на крови не даст им этого сделать, поскольку это нарушение моего прямого приказа — не привлекать к нам отрицательного внимания полиции людей.

Я подумала: «Лив однажды нарушила эту клятву», — и он меня услышал.

— Я тогда ещё не был le sourdre de sang. Сейчас данный мне обет не так легко нарушить, ma petite.

Я так долго молчала, что Зебровски спросил:

— Что с тобой?

— Задумалась. — Я знала насчёт обета на крови, но до сих пор не до конца понимала, насколько они важны и что значат. — Потому что все вампиры Жан-Клода принесли обет на крови. Он мистически привязывает их к Мастеру Города. А он своим вампирам такое запретил.

— То есть клятва на крови делает это невозможным?

— Не то чтобы невозможным, но очень трудным. Зависит от того, насколько силён мастер, которому принесён обет.

— А насколько силён Жан-Клод?

Я поискала слова, и выбрала такие: