Лорел Гамильтон - Сны инкуба

— Достаточно, чтобы я на это поставила хорошие деньги.

— Но гарантировать ты не можешь?

— Гарантии даются на бытовую технику, а не на убийства.

Он ухмыльнулся:

— Нормально! Надо будет взять на вооружение.

— Пользуйся, разрешаю.

Улыбка стала чуть поуже.

— Я все равно не понимаю, что все это значит, насчёт клятвы на крови. Может, я слишком сегодня устал, чтобы разбираться в метафизике. Попробуй объяснить как-нибудь в другой раз.

— Я попробую объяснить проще.

— Хорошо бы.

— От вампиров, которых я сегодня допрашивала, я узнала, что Малькольм отменил кровавую клятву у себя в церкви. Слишком это по-варварски.

Жан-Клод все ещё был у меня в голове и услышал, что я сказала. Меня обдало от него волной страха, переходящего в панику.

— Окей, и что это значит?

Мне пришлось сделать глубокий вдох — страх Жан-Клода душил меня так, что говорить стало трудно. А голос его у меня в голове сказал:

— Ты в этом уверена, ma petite?

Я произнесла вслух для Зебровски, что было и ответом на вопрос Жан-Клода:

— Это значит, что в этой округе есть сотни вампиров, которых ничто не удерживает от таких мерзостей, как эта, кроме собственной совести и нравственного кодекса, ими подписанного.

Жан-Клод у меня в голове ругался по-французски. Отдельные слова я поняла, но он слишком быстро говорил, чтобы до меня дошёл смысл.

Зебровски улыбнулся, и улыбка эта постепенно расползлась в ухмылку.

— Ты говоришь, что церковь верит, будто её члены будут хорошими детками, а твой бойфренд не настолько доверчив.

— Я проверю новых мастеров, которые приехали в город по приглашению Жан-Клода, но деньги я поставила бы на Церковь Вечной Жизни.

— Дольф сказал бы: «Ты просто не хочешь, чтобы это были вампиры Жан-Клода».

— Именно так он бы и сказал. Но я тебе вот что скажу, Зебровски: мысль, что все эти новые вампирчики обладают из тормозов только своей человеческой совестью, заставляет меня почти согласиться с Дольфом.

— В чем согласиться?

— Перебей их всех.

— Не говори такого вслух при полиции, ma petite, — сказал Жан-Клод. — Может случиться так, что тебе не хотелось бы, чтобы твой друг вспомнил этот разговор.

Он был прав.

— Блин, Анита, да ведь среди твоих друзей тоже есть кровососы.

— Да, но есть правила, как быть вампиром. А Малькольм с ними обращается так, будто они просто люди, только с клыками. А это не так, Зебровски, совсем не так. Даже если окажется, что это группа одичавших, как-то сумевших не засветиться ни у кого на радаре. У меня, у Жан-Клода, у Малькольма. Придётся нам с ним поговорить насчёт этих новых правил.

— Мне правильно кажется, что «нам» не включает ни меня, ни кого-нибудь из копов?

Он смотрел на меня в упор, и ничего шутливо-неприличного не было в его взгляде. На меня смотрела пара глаз умного копа.

Я вздохнула и шагнула к лестнице. Слишком много я сказала, ой, слишком. Голос Жан-Клода произнёс у меня в голове:

— Что-то ты должна сказать, ma petite, чтобы вынуть жало своих слов.

Я придумала, что сказать вслух, для Зебровски.

— Зебровски, я чертовски устала. Ты уж не говори Дольфу, будто я сказала, что всех вампиров церкви надо уничтожить. Я же этого не имела в виду.

— Я никому не скажу, тем более Дольфу. Он наверняка начнёт со своей новой невестки, и это будет очень нехорошо.

Я кивнула:

— Но если вдруг у нас на руках окажется несколько сот вампиров, слетевших с нарезки, сразу, то позовут все равно меня. А мне не хочется даже пытаться убирать столько их сразу. Я это умею, но не настолько.

— Если будут сотни, то даже ты не поможешь, — сказал он и глубоко вздохнул. — Понимаю, почему эта мысль тебя достаёт. Черт, она и меня тоже достаёт.

— Я попытаюсь выяснить, когда началась эта политика «без клятвы на крови».

— И что тогда?

Я уже положила руки на лестницу:

— Тогда разберусь.

— Ma petite, ты снова неосторожна.

— Брысь из моей головы! — шепнула я.

— Анита, а это что значит? Ты федеральный маршал, тебе уже нельзя играть в одинокого рейнджера. У тебя значок.

Я прислонилась лбом к перекладине — измазала лицо и отдёрнулась. Всю правду, которую я хотела сказать, я уже сказала.

— Мы предложим Малькольму выбирать: либо он свяжет их всех обетом на крови, либо это сделает Жан-Клод.

И вдруг Жан-Клод зазвучал у меня в голове громче:

— Ma petite, остановись! Умоляю, не произноси этого вслух!

А не произнесла я вот чего: любой вампир, который откажется пройти обряд, вероятнее всего, станет мертвецом навсегда. Мне явились воспоминания Жан-Клода, и я знала, что обет на крови — один из самых строго соблюдаемых законов. Я увидела, что бывает, когда обет на крови недостаточно силён, и что бывает, когда его совсем нет.

Я уже поднималась по лестнице, когда Зебровски спросил:

— А что будет, если вампы не захотят давать клятву?

Я застыла на миг на перекладине, потом соврала:

— Точно не знаю. Надеюсь, что это только у Малькольма, а не в каждой церкви по всей стране. Мы говорим о том, чего никогда раньше не было, Зебровски. Насколько мне известно, никогда ни один мастер вампиров не позволял себе плодить новых, не обезопасив себя, то есть став их вождём не только по названию. Такого просто не делалось. Вампиры не слишком склонны к новациям.

— Ты не о том, что всех, кто не принесёт обета, убьют? Анита, у них есть права.

— Уж я-то, Зебровски, это лучше других знаю.

Про себя я проклинала Малькольма, проклинала за бардак, который он устроил. Даже если убийцы не из его церкви, это только вопрос времени. Вампиры не люди, они думают не как люди. До меня дошло, что Малькольм пытается сделать с Церковью Вечной Жизни то, что пытался сделать Ричард с Кланом Тронос Рокке. Оба они хотят обращаться с монстрами как с людьми. А это не так. Видит Бог, совсем не так.

Жан-Клод шепнул:

— Нам придётся направить в церковь наших представителей и посмотреть, до чего там дошло.

Я не ответила, наверняка зная, кто будет среди представителей. Уж я-то точно.

Я полезла вверх по лестнице, и только когда Зебровски присвистнул, вспомнила, что у меня под юбкой ничего нет.

— Блейк, какая у тебя классная…

— Зебровски, промолчи.

— А что такого?

— Если ты это скажешь, я тебя опрокину на землю.

— …задница, — договорил он.

— Я тебя предупредила.

Он рассмеялся.

Когда мы оба выбрались на твёрдую землю, я сделала ему подсечку рядом с подходящей лужей. Он заругался, остальные засмеялись.

— Я Кэти расскажу, что ты меня обижала.

— Она будет на моей стороне.

Так оно и было бы. Но я достаточно хорошо знала Кэти Зебровски, чтобы понимать: её муж не расскажет ей, как сказал мне, что у меня классная задница. Она сочтёт это грубостью.

Эхом отозвался у меня в голове голос Жан-Клода: но ведь действительно классная. Я велела ему тоже заткнуться, и он на этот раз послушался.