Михаил Успенский - Дорогой товарищ король

Со вторым портретом было еще тошнее, потому что на словах и в Мире-то зарубежному человеку невозможно толком объяснить, как выглядит Юрий Владимирович Андропов, если нет под рукой фотографии.

Виктор Панкратович призвал на подмогу канцлера и начальника стражи: разговаривать с представителями творческой интеллигенции ему всегда было нелегко, если под рукой не оказывалось Авнюкова или идеологини Чучеловой. Художник был худой, с безумными глазами, он то и дело доставал из-за пазухи золотой гребешок, расчесывал надвое синюю бороду, а потом прокладывал в голове прямой пробор, после чего извлекал из гребешка зазевавшихся насекомых и отпускал по-хорошему. Начальник стражи выразительно показывал мастеру кисти кинжал с кастетом, канцлеру же приходилось удерживать вояку, напоминая ему о затраченных на художника суммах.

- Ну вот ты представь, - говорил живописцу Востромырдин. - Он с четырнадцатого года. В партии с двадцати пяти лет. Окончил техникум водного транспорта...

- О-о-о! - завыл художник и со страшной быстротой стал изображать на картоне бушующее море.

- Он в очках, - продолжал между тем Виктор Панкратович. - В тридцать восьмом - сороковом годах - первый секретарь Ярославского обкома ВЛКСМ. Представляешь теперь?

Художник действительно был великолепный, с буйным воображением, как у Босха, но и он не мог себе представить, что в городе Ярославле существует обком комсомола.

- Экая же ты бестолочь, - огорчился Виктор Панкратович. - Вы, что ли, все, художники, такие? Или ты абстракцию рисуешь? Я вам сколько раз говорил - смелее изображайте трудовой подвиг нефтяников и гидростроителей, а вы что малюете? Опять голых баб?

Художник заискивающе улыбнулся, сделал несколько росчерков и протянул королю лист бумаги, на котором и вправду было ню.

- Потом он был вторым секретарем Петрозаводского горкома партии, потом в Карело-Финской ССР, а после его взяли в аппарат ЦК, соображаешь?

Художник быстро-быстро закивал, еще быстрее того заработал и представил Виктору Панкратовичу довольно странный рисунок: двуглавая змея с рогами изо всех сил давит человек пять, причем у каждого вместо пальцев ножи.

- Разве так выглядит аппарат? - укоризненно сказал король, а рисунок-то на всякий случай разорвал на мелкие клочки. Художник заплакал. - Обидчивые какие! - воскликнул Востромырдин. - Но слушай дальше. Взгляд у него строгий, да и понятно - сколько лет органы возглавлял...

Тубарет кашлянул.

- Мы тут все мужчины, государь, - пробасил он. - Да только слово это нехорошее, не при женщинах будь сказано. Ты не обижайся, так этикет требует: не нами заведено, не нами и кончится... Да чего там возглавлять? Бывает, конечно, что человек вместо головы этим местом думает, но это по молодости, а потом проходит...

- Ты на что намекаешь? - нахмурился король и объяснил, что представляют из себя органы государственной безопасности.

- А-а, так бы и сказал! - захохотал Тубарет и на радостях отвесил художнику добрую затрещину. - Ты про тайную стражу толкуешь! Точно, кличут их у нас этим словом, только они крепко обижаются: простолюдинам язык вырезают, да и приличному человеку напакостить могут... Мы ихнего начальника, графа Ливорверта, тебе еще не представили, он сейчас в Альбумине с ересью борется: там какие-то дураки до паровой машины додумались. Вот когда приедет...

- А когда приедет, - строго сказал король, - передайте ему, чтобы не смел подниматься над партией... Ну да я вам потом объясню.

- Так, так, повелитель, - закивал канцлер Калидор. - Я тебя все равно понял. Нет, мы ему много воли не даем - так, зарезать кого-нибудь...

- Так он, может, у вас и ленинские нормы нарушает? - забеспокоился Виктор Панкратович.

Канцлер и Тубарет удивились таким странным ограничениям, и король с тоской подумал, что дел тут - неподнятая целина, что придется начинать с самого начала, с самого детства на Волге или даже с дружбы великой и трогательной, плодом которой стал известный призрак, или еще раньше, с восстания Спартака (при том Востромырдину припомнился фильм «Клеопатра»), с происхождения семьи, религии и частной собственности, а под рукой ни литературы, ни пособий, ни квалифицированных лекторов...

Канцлер, как бы устыдясь незнания ленинских норм, перевел разговор на предыдущую тему:

- Ты бы не мучился с ним, пожалел себя, государь. На то есть особое средство, его как раз художники употребляют, оттого и странные такие. Это растение, закадычный корешок называется. Он его заложит за кадык и уснет, а во сне увидит Мир и, проснувшись, все в точности воспроизведет. Может, и этого твоего желанного узрит - не знаю, кто уж он тебе, что так переживаешь...

- Да? Переживаешь? Семидесятилетие его скоро, а у меня тут еще конь не валялся! Ни наглядности, ни отчетности... Ладно, пусть идет, корешок свой употребляет, но чтобы к...

А к какому сроку? Виктор Панкратович впервые задумался над вопросом летосчисления. Совпадает, не совпадает... У мусульман вроде вообще пятнадцатый век... Да что же я тут творю? До сих пор из дворца носу не казал, на местах не бываю, оперативных сводок не получаю...

- Как это понимать? - напустился Виктор Панкратович на канцлера. Тот забоялся, затряс полузеленой бородой, потом, когда король разъяснил причину своего недовольства, облегченно вздохнул.

- Так ты же, государь, и не требовал. На то у нас Неписаный Закон имеется.

И трижды хлопнул в ладоши. Не мешкая два силача принесли очень солидных размеров книгу в кожаном переплете с металлическими накладками. На переплете золотом вытеснен герб - все та же рыба с ножом в зубах. Плотные страницы были чисты.

Король вопросительно взглянул на канцлера.

Калидор кивнул:

- По страничке-то пальчиком, пальчиком води, твое Величество. Сперва справа налево, потом слева направо. Потом опять справа налево, потом опять слева направо. Пока не начитаешься вдоволь.

Виктор Панкратович хмыкнул, но послушался и стал водить по пергаменту пальцем, вроде как малограмотный. Под пальцем, точно, стали возникать значки, косые, кривые, но понятные. Король не без интереса прочитал о том, что барон Поромон Скетальский велел с утра пораньше выпороть старшего сына, осмелившегося прилюдно примерить отцовский студер, что в полдень у озера Тардык хуторянин Боля наблюдал схватку двух гавриков за сферы влияния (причем победил, как обычно, синенький, а розовенький околел да изошел дымом), что в городке Темофея странствующие актеры сманили уйти с собой жену, дочь и тещу местного мясника, что на базаре в Фелорете жвирцы шли по пять, а батули, наоборот, по десять, что...

В конце концов король замучился читать.

- Вы мне что подсунули? Не знаете, что материал надо систематизировать, выделить наиболее существенное? Что, самому некогда было заняться, Калидорыч? Или штатов не хватает? Я что, все это один читать должен?