Алексей Калинин - Не слушаю и не повинуюсь [СИ]

— Ну что, чиловече, ты с нами пойдешь, али будешь тут комаров кормить да бисовых волков ждать? — спросил богослов Халява.

Ночевать в чистом поле мне вообще не улыбалось. А что до волков… Действительно их тоскливая песня раздавалась вдалеке. Нет, я волков не боялся, но и оставаться под звездным небом не хотелось.

— Ребят, а давайте я с вами.

— А пойдем. Вместе завсегда веселее, — улыбнулся широко Хома. — А может у тебя и табачок в кармане найдется?

Я пожал плечами и щелкнул пальцами. После этого извлек из кармана широченных штанов кисет с табаком, похожий на тот, какой видел у философа. Тут же три руки протянулись за угощением. Правда, по самой молодой шлепнула рука Хомы:

— Не дорос ишо, Тиберий.

— Но…

— Не понукай покуда не запряг! Вот как усы покажутся, так и будешь за табачком тянуться.

Тиберий обиженно хмыкнул и отвернулся.

— Ох и добрый же у тебя табачок, дядька Панас, — выдохнул богослов. — Вот кабы у меня был такой табак, то был бы я самым важным паном среди студенческой братии. У меня кажный бы закурить просил, а я бы брал по медяку за понюшку…

— Да ты и так столько же спрашиваешь, даже за самый дурной табак, — хмыкнул философ. — А табачок и правду добрый… Потопали же, миряне, а то и в самом деле, догонят серые черти и придется хвосты им крутить.

Веселой четверкой мы пошли по темной равнине. Я видел, куда и как ступать, а вот ребята то и дело спотыкались, чертыхались, поминали чертей и их родителей в десятом поколении. Меня это веселило. Хотя ребята и не видели ни зги, но вот нос вел их как умелую гончую по следу жареного.

Вскоре мы вышли на хутор. Большая изба стояла в окружении сараюшек, как волчица с щенками.

— Отворяй ворота! — закричали три глотки, а пудовые кулаки едва не поломали ворота, дружно ударив в них.

Из дома вышла старуха и сначала попыталась всех прогнать, но потом сжалилась и разместила всех по углам. Ритора с философом в хате, богослова в каморе, а мне достался пустой овечий хлев.

Видимо, совсем я бабке не приглянулся, если в соседях у меня оказалась любопытная свинья. Ароматы были такие, что хоть мертвых выноси, чтобы не задохнулись.

Как только я лег, подложив руку под голову, так тут же скрипнула дверь и в свете с улицы показалась старуха.

Неужели это её я сделать счастливой? И как её делать? Что в этом времени старухи-то любят?

Ей осталось дышать полтора понедельника. Если сделать её счастливой, то только видом крепкого дубового гроба, в котором черви до неё не сразу доберутся. Или пенсию повысить? А какая тут у них пенсия?

— Бабуль, тебе чего надо-то? У меня одна бабулька недавно спрашивала, чтобы я её со старинной любовью свел. Тебя тоже со старинной любовью свести? Ты об этом спрашивала у Астролябиуса?

Старуха же вперила в меня сверкающие глаза и начала двигаться по направлению ко мне явно не с желанием просто погладить по голове.

— Бабка, ты сдурела? Не, была бы ты лет на двести моложе, то я бы согрешил с тобой, но сейчас… Ты же развалишься на хую! Да куда ты тычешь своими граблями? Глаз же проткнешь, дура!

Я вдруг понял, что не могу двигаться. Вот честное слово — самый могущественный джинн оказался слабее ребенка.

А старуха тем временем приблизилась ко мне, поставила меня раком и вскочила сверху, оседлав, как молодого жеребца. После этого шарахнула по правому боку метлой. Ноги сами пустились бежать прочь от этого проклятого дома.

— Бабка! Я тут тебе не там! Хочешь покататься — могу метлу заколдовать и будешь летать на ней по небу быстрее молнии! Увидишь волшебника с молнией на лбу — сторонись его. Вообще шуток не понимает!

Бабка не отвечала, только крепче стискивала коленями мои бока.

Меня это начало злить. Меня снова использовали как раба! И ведь если раньше женщины садились сверху, то это было вовсе не так! А тут… Какая-то ведьма решила использовать в качестве транспортного средства. И про Астролябиуса молчит. Явно не она заказчица. А уж если она не просила у мага счастья, то какого хуя я её катаю?

Чем больше я злился, тем становился сильнее и выходил из-под контроля ведьмы, да чтобы у неё метла никогда не ломалась…

Я вдохнул и почувствовал, что могу владеть своим телом!

— Старуха! Я тебе человеческим языком говорю — останови свой бег и давай пообщаемся! Не хочешь? А если я на тебе кататься начну?

Рукой нащупал старухин лапоть и дернул за него что было силы!

Вмиг мы со старухой поменялись местами. Теперь уже я был сверху и несся кавалерийской рысью по вольной степи.

— Эге-ге-гей! Еб вашу ма-а-а-ать! — крикнул я от нахлынувших чувств.

Старуха бежала мелким дробным шагом, но так быстро, что ветер свистел в ушах и старался сдернуть меня со старческой спины. Ага, хренушки, не для того я на неё залезал, чтобы быть сдернутым ветром.

Да я верхом на самолете катался, что мне какая-то ведьмина рысь.

— Как тебе такие покатушки, бешеная старушка? — крикнул я своей «кобылке».

— Отпусти! Отпусти! — кряхтела она изо всех сил.

— Ага, сейчас! Рассказывай про мага Астролябиуса!

— Не знаю я ни про какого мага! — крикнула старуха.

Или не старуха? Мне показалось, что голос её стал моложе.

Может быть это ветер так шутит, искажая голос?

— Да как же не знаешь? Ты же ведьма и должна была договориться с магом. Чего ты у него пожелала?! — рявкнул я, сжимая бока крепче.

— Я не знаю никакого мага. Будь ласка, сильномогучий колдун, отпусти меня. Ох, я больше не могу, — проговорила ведьма звенящим молодым голоском.

В следующую секунду я кубарем полетел в пыльную полынь. Когда же поднялся на ноги, то увидел, что вместо старой ведьмы в траве лежала молодая чернобровая красавица. Косы раскинулись по осоке, на соболиных бровях повисли капли пота, а длинные ресницы трепетали под ветром. Высокая грудь бурно вздымалась и требовала освободить её от лохмотьев. Стройные ноги раскинулись в стороны, словно приглашали меня отведать сладостей томительного соития.

У меня в широких шароварах задымилось. Я сделал шаг вперед…

Занималась дальняя зорька. Тонкая линия на горизонте только начала светлеть, обещая в скором времени снять чародейство ночи и превратить всё в солнечный и радостный день.

Девушка лежала передо мной. Уставшая. Вспотевшая. Разгоряченная. Готовая к употреблению.

Разве мог я отказаться от такого предложенного блюда?

Я рванул ведьминское одеяние, и оно послушно расползлось, обнажив две пышные груди. Торчащие соски вызывающе уперлись в небо. Я сжал одну грудь и почувствовал под пальцами бешено колотящееся сердце.

— Оставь меня, — простонала девушка. — Поди прочь…

Она следила за мной из полуопущенных ресниц. Руками она попыталась оттолкнуть меня, но легче было сдвинуть с места мавзолей, чем возбужденного джинна. Я рванул лохмотья сильнее. Они послушно распались, как будто были созданы для этого момента.