Елена Кисель - Серая радуга

Но при этом она как-то странно подмигнула Кристо. Макс не заметил, он как раз боролся со строптивым креслом. Кресло решило, что Макс нарушил золотые правила сидения.

− Всё равно, таскаться с таким багажом за плечами невозможно. Это не обсуждается. Возвращаемся в Целестию.

− Где ты наябедничаешь на нас Бестии.

− Думаю, на сей раз я обращусь напрямую к директору.

Дара отвлеклась от подмигивания Кристо и метнула в Макса угрожающий взгляд. Экстер Мечтатель был лириком по призванию и менестрелем в душе, он не умел даже делать выговоры, но одних его грустных глаз хватало, чтобы сделать Дару несчастной. А потом несчастным становился и Кристо, согласно поговорке, что с кем поведешься — от того и наберешься.

− Из-за чего? — бросила артемагиня, подмигивая Кристо, но обращаясь то ли к окну, то ли к телевизору. — Бороздочки на двери? Случай в музее? Ты что, думаешь, другие звенья работают лучше нас?

Макс на секунду зажмурился и потряс головой. Не так давно резервной паре артефакторов — учителям Фриксу и Гелле − пришлось сходить в какой-то мир на оперативную работу. Порядочно засидевшиеся брат и сестрица вернулись в боевом настроении, одетые почему-то пиратами, вопя во весь голос «Йо-хо-хо, да здравствует свобода!» − и при этом обнаружилось, что нужный артефакт они забыли в мире, из которого пришли. После сокрушительного разноса, учиненного Бестией, парочка вернулась в мир, прибыла еще через два дня, но почему-то с тремя артефактами, и отчиталась в том плане, что вот, под руку подвернулись, неудобно было не взять, а то, что в историю этого мира вписана новая страница о борьбе с силами зла — это же ничего, да?

− Вы боролись с силами зла? — жадно спросила завуч Одонара. После того, как три тысячи лет назад она тоже боролась с силами зла на поле Альтау, ей не терпелось повторить успех. — Крупная была битва? Победа за вами?

Фрикс поправил на плече сладко сопящую сестру и ответил с достоинством:

− Мы не боролись с силами зла, мы ими были. Можно идти и учить детей? У меня учебные планы горят.

Трёхтысячелетний опыт Бестии дал сбой, учебные планы и правда горели, и резервные артефакторы убыли восвояси без членовредительства.

В это время Кристо понял, почему Дара мигает ему с таким остервенением. Первых ее попыток он вовсе не заметил, а остальные отнес было на счет усталости и раздражения поведением Макса. А это был условный сигнал!

− Да тебе просто расслабиться надо, − бросил он в сторону Ковальски. — Глянь на свою рожу в зеркале, по тебе ж видно, что тебе веселья не хватает!

− Как раз этого в моей жизни с избытком, — процедил доведенный до последней степени кипения Макс. — Последние восемь месяцев.

− Ну, и давайте устроим юбилейчик. Ну там, дискотеку на крыше, пару артефакторых феерверков, или это… местных гангстеров погоняем. Ну, может, хотя бы на обзорную экскур…

Макс молча пнул его своим фирменным взглядом. Реакция последовала тут же: парень согнулся напополам и схватился за живот.

− Чего-то там поплохело, − произнес он сдавленным голосом.

Дара подхватилась со своего места и закружилась рядом в показной заботе о напарничке.

− Ой, нет! Неужели это от его смертоносного взгляда?

− Да похоже, я просто что-то не то сожрал, − страдальчески произнес Кристо. Он тут же и распрямился, показывая, какие это мелочи.

Парочка перекинулась многозначительными смешками и исчезла за дверью другой комнаты. Второй фирменный взгляд Ковальски достался удаляющимся спинам подопечных.

Макс покачал головой. Когда эти двое успели спеться? Внешне у них не было ничего общего: книжница Дара, замкнутая, немного старомодная, а когда надо — насмешливая и хладнокровная… И Кристо. Отморозок с большой буквы, как именовала его Фелла Бестия. Думать не умеет вообще, если думать начинает — это опасно. Попытки Кристо поправить манеры Максом рассматривались как похвальные, но безнадежные. Немного сдвинут на технике, музыке… что там еще рассматривается как непременный атрибут всей агрессивной молодежи мира сего? А, и на имидже. Этим характеристику можно было бы исчерпать.

И однако, за последние полгода эти двое стали понимать друг друга с полужеста, это Макс многократно испытал на своей шкуре. Потому что чаще всего пара недозрелых магов объединялась именно против него. Какое-то время он даже подозревал, что для этого Экстер Мечтатель и подсунул в боевое звено самого Ковальски. Дал детишкам общего врага, не считаясь с тем, что произойдет при этом с нервами «врага». Хотя приписать такое низменное коварство романтичному директору Одонара было трудновато.

«Закон притяжения противоположностей», − философски подумал Ковальски. В артефактории этот закон был особенно актуален: взять хоть двухсотлетние ухаживания Экстера Мечтателя за харизматичной Бестией. Да и сам Макс…

Он воровато покосился на дверь. Потом вынул из нагрудного кармана и бережно развернул кусочек белого шелка. На легкой, переливчатой ткани лежала прядь волос, сияющая чистыми оттенками червонного золота, не желающая менять свой цвет на ординарную медь или ржавчину даже в здешнем неверном освещении.

Лорелея… пальцы Ковальски бережно погладили мягкие, текучие волосы. Он получил прядь недавно, из рук Своей Главной Причины. Причины того, почему он еще не сбежал из Одонара. Или не пустил себе в лоб пулю после очередной выходки взбалмошных деток.

Раньше Ковальски строил долгосрочные планы на жизнь, при этом избегая задумываться − зачем вообще живет. Теперь он знал, что живет и возвращается только чтобы увидеть свою богиню — и никаких эвфемизмов, Лори и правда была богиней, правда, ослабленной и в отставке, но все же. Кажется, она понимала, что он живет для нее. Во всяком случае, когда он вернулся в последний раз (горя жаждой убийства из-за парочки детишек), она вложила ему в руку эту прядь. И порванные струны нервов срослись и чуть расслабились, он даже заулыбался, что для него было редкостью.

Макс цокнул языком, вспоминая собственное выражение лица и ощущение золотых волос на ладони. Как ни крути, а рядом с Лорелеей он становился черт знает кем. Семнадцатилетним юнцом, влюбленным идиотом, а хуже всего — он не мог с этим справиться. Или не хотел.

Из того же кармана, что и прядь, Ковальски теперь вынул маленькую записную книжку. В прежние времена он обожал заносить в нее свои далеко идущие планы. После того, как его жизнь пошла кувырком, он любил перечитывать написанное. В порядке самоиронии.

На сей раз книжечка раскрылась на знаменательном списке: «Моя женщина должна быть…» Макс в жизни ко всему подходил основательно, поэтому как-то решил, что если будет выбирать спутницу жизни — сделает это не с бухты-барахты (понятие «по любви» не рассматривалось в принципе), а на основе им самим придуманных параметров. Нехилый список параметров в очередной раз подтверждал способность Макса планировать в своей жизни всё, кроме взбрыков собственной противоречивой натуры и стихийных целестийских бедствий.