Николай Грошев - Мир будет спасён! [СИ]

Говорят, есть сталкеры, которые принципиально не используют датчики аномалий. В редких случаях болты и всё, им этого хватает. Они полностью полагаются на своё мистическое шестое чувство, на интуицию и выживают годами. Впрочем, это, скорее всего, сказки. Зона богата на разные мифы, легенды и сказки, сами сталкеры их и плодят, да с нешуточным энтузиазмом достойным лучшего применения. Наверное, кому-то эти сказки помогают не сойти с ума, смириться с тяжестью жизни в Зоне. Что-то случится, сталкеры расскажут об этом, другие перескажут, приукрасив и добавив что-то своё. В историю поверят, она обрастёт новыми деталями, обретёт вид кардинально не похожий на первоначальный и уже сложно будет сказать, что в этой истории правда, а что лишь досужий вымысел. Но многие верят в них, не считают сказки Зоны, просто сказками. Ведь если кто-то может, можешь то же самое и ты, нужно только опыт, нужно приложить усилия и всё. В таких историях, сталкер научившийся ощущать аномалии, поначалу, всегда ведь такой же, как и ты — зелёный новичок, человек Большой земли. А если смог один, сможет и другой.

Сказки Зоны, её мифы и легенды, они дают надежду, веру в лучшее будущее. Это, наверное, почти что новая религия, пожалуй, единственная какая могла бы быть здесь.

Вскоре снег снова начал падать. Пушистые снежники опускались с небес и тихо шелестя, ложились на земли Зоны. Они остановились. Олег опустил датчик и, хмурясь, смотрел прямо перед собой. Андрей выглядывал из-за его плеча, взгляд свой, обратив в ту же точку.

В метре от них снежинки не достигали земли. На высоте пары метров, они просто исчезали, без звуков, без свечения. Вот падает снег, а чуть ниже, пустое место, туда снег не проходит.

Олег посмотрел на датчик — молчит как убитый. Он обернулся. Отвечая на его немой вопрос, Андрей покачал головой — ничего, они оба не ощущали ровным счётом ничего. Эта аномалия спряталась так надёжно, что если бы не снег, то именно в этот миг, именно сейчас, Олега бы ни стало. Он бы шагнул туда, где притаилась незримая и коварная смерть. Очень вовремя, снова пошёл снег, очень и очень вовремя, словно бы по волшебству.

— Зона тебя любит. — Прошептал Андрей. Его друг вздрогнул — им ли не знать, как переменчива любовь Зоны, какой она может быть и как ветрена, как изменчива эта любовь. Сегодня ты в артефактах как ёлка в игрушках, мутанты разбегаются от тебя, обделываясь на ходу. А уже завтра лежишь ты в канаве изорванный и перекрученный так, что уже непонятно, челок это был или что-то ещё. Любовь Зоны — это неизвестность, судьба полная тёмных пятен. Обычно судьба недолгая, с неизменно страшным финалом. Впрочем, надежда есть всегда — у Зоны много сказок, что расскажет вам любой сталкер у вечернего костра. В этих сказках любовь Зоны не столь страшна. Иной раз, в сказках тех, сталкер даже остаётся в живых и не только! У него даже все ноги и руки на месте остаются. А кто сказал, что все сказки Зоны, вымысел? Кто это доказал?

Надежда, они умирает последней — если ничего иного не остаётся, цепляться нужно за неё.

Снег становился гуще, они замедлились больше, чем требовалось — мало ли? Может эта аномалия, лишь ехидный намёк и впереди притаились вещи пострашнее.

Бывает так, что сталкер успешно избегает смерти, движется вперёд и рад он и спокоен — всех обошёл, всё прошёл. А потом упирается в аномалию, оглядывается и с ужасом понимает, что аномалии не только впереди, но и слева и справа. Он вдруг понимает, что упёрся в тупик целиком из аномалий. А это означало только одно — сталкер угодил в лабиринт, где стены не из камня и земли, где стены — смерть. Из таких ловушек, редко кто выбирается живым. Всё зависит от того, насколько далеко сталкер углубился в лабиринт. Иногда, кому-то удаётся выбраться оттуда, но чаще всего, пути назад нет. В какой-то момент, обезумевший от жажды и голода сталкер, сворачивает с безопасного пути и, шагнув в аномалию или разрядив пистолет, ставит точку.

Но им везло, Зона сегодня была очень добра — она лишь улыбалась им. Лабиринты аномалий не повстречались на их пути. Зона лишь улыбнулась.

Когда снег стал падать чуточку реже, одна из таких улыбок, надолго приковала их к тому месту, на котором они стояли.

Что-то странное ощутив, Олег замер, высоко подняв руку с раскрытой ладонью. Андрей увидел и остановился, вскинув оружие к плечу.

Ничего не происходило, только тихий, печальный свист ветра, шелест снежинок, заунывный скрип не смазанных колёс… колёс?

В снежной завесе, буквально в пяти метрах от них, медленно бредут двое мертвецов — мгновение и теперь видно ещё двух. Идут они как-то странно. Как будто ноги у них не гнутся. Вытягивают шеи, пытаются дотянуться до какой-то фиговины, раскачивающейся перед их носами. Та фиговина на длинной палке висит, качается, ага. Бывает… здесь только, но бывает.

Рты мертвецов зашиты медной проволокой. Колени заперты в металлические пластины, сцепленные таким количеством проволоки, что кажется, будто колени у них сильно распухшие. Руки привязаны к торсам — проволока проходит сквозь плоть и туго стягивает конечности с телом, она врезается в мясо так, что скребёт по костям, от чего слышится противный скрип. Мертвецы идут, пытаясь достать то, что висит на палке. Усталости в них нет, долго могут они идти.

А на плечах у них лежит нечто, к плечам тем проволокой же и прикрученное. Нечто это из кожи, металлических заклёпок и резины. Присоединено оно и к мертвецам и к деревянному брусу, что идёт между ними и уходит куда-то назад. Вскоре стало видно куда именно — это не просто брус, это часть сложной, но сильно самопальной и оттого нелепой конструкции.

— Ебучий псих, что б меня… — Пробормотал Олег, неожиданно рьяно перекрестившись.

Андрей согласно икнул и автомат опустил.

Видели они это уже. Давно очень. Да. Но, как и тогда, волосы у них встали дыбом.

Телега, запряжённая мертвецами, медленно ехала мимо. Дремавший на козлах ямщик, встрепенулся, голову повернул. Старое сморщенное лицо сморщилось ещё сильнее — щурится он.

— О! Здорово мужики! — Крикнул ямщик тот, помахав им рукой. Потом перегнулся через плохо обструганный бортик телеги и добавил. — Вы это, мужики, вы туда не идите. Вот ей богу, не надо туда ходить. Китайцы чего-то суетиться начали, с границы аж сюда пришли. Ох, чует моё сердце, война будет сынки, война. Эх, долбанные китаёзы. Мало мы им на даманском-то дали, не понятливые они окаянные. Ну, ничего, вот наши подтянутся, вот как узнают, вот не сдобровать им, попомните моё слово сынки, не сдобровать. — Выпрямился, запахнул полы плаща. — Ну, бывайте сынки, делов ещё — не початый край, поеду я до села ближнего, картошечку там авось и продам.

Оба перевели взгляды на телегу — мешками загружена.