Алексей Калинин - Повинуюсь и слушаю

Я молчала, переваривая услышанное.

— Да, девчонка, так всё и было. Если ты думаешь, что у нас, королей, жизнь сплошной праздник, то крупно ошибаешься. Нам вообще должны молоко за вредность давать. И плюшки. Мягкие, — всхлипнул карлик.

Мне стало его как-то жалко. Такие уж мы женщины, жалостливые. Вроде и пленил меня, и держал связанную, а жалко его. Даже слезинка выступила. А он выглядел таким хлипким, таким беспомощным. Только глаза его сверкали непримиримой жаждой жизни. Маленький несломленный король, который всю жизнь прожил в тени мускулистого брата. Вот так бы и пожалела, и прижала к груди, и…

Че-е-его?

Я встряхнула головой, когда карлик уже начал залезать на кровать. Да он никак гипнотизировать меня удумал?

Это что же творится, люди добрые?

Это же он на жалость надавил и решил через слезу на меня залезть?

Похоже, что похоть родилась раньше обоих братьев.

— Ещё одно движение и моя пятка сольется в страстном ударе с твоими бубенчиками, — сказала я, когда его рука дернула за полу камзола и показалась белая батистовая рубашка.

— Да ладно, чё ты? — продолжил раздеваться страшненький король.

Чё я? Нет, не так.

ЧЁ Я?

Внутри забурлило, как в чайнике перед свистком. Кровь бросилась к щекам, и стало так жарко, что об меня можно прикуривать.

— Да ни фига и лука мешок! Ты куда прешь, бульдозер по имени «малютка»? Не для тебя маманя ягодку растила, и ученые прошлого интеллект в буйную головушку загоняли! Вот сейчас как выпрыгну, как выскочу, и пойдут клочки по закоулочкам! А ну быстро слез с кровати, развязал меня, извинился и покормил! — крикнула я окриком богатырским, таким, что даже балдахин покачнулся.

— Не надо кричать, девочка. Нас никто не услышит, — хмыкнул Шлепарь и продолжил раздеваться. — Чтобы получился полноценный наследник, я тоже должен запустить своих белых всадников в твое горячее ущелье.

Показалась волосатая грудь. Вогнутая, как Марсианская впадина. Или ещё глубже. Плюшки-ватрушки, надо переходить на жаргон, вдруг подействует.

А что?

У той девушки, в теле которой я сейчас находилось, половина курса сидела по хулиганке — чтобы учить хулиганов, нужно быть суперхулиганом. Я не сидела… А те приводы не в счет.

— Сапоги дорогу знают, только ленятся ходить! Освободи голубку, вертухай! За мной не заржавеет навару отсыпать! Коль мохнатый сейф вскроешь, то мои кореша тебя на хате в сарафан оденут! Слазь со шконаря, и размотай веточки! Чего буркалы вытаращил, ждешь, пока я тебе афишу начищу? Я тебе не бановая бикса, а бесовка в авторитете! — выдала я весь словарный запас, приспособленный к разговору с учащимися пятого класса.

— Ты бесовка? — на миг застыл мелкорослый стриптизер. — Может, поэтому тебя и выбрал Всехубьюлибур? Но это не страшно. Без своих магических артефактов ты бессильна. Твоя книга-переходник бесполезна в стенах замка. Так что…

Пришлось напрячь извилины и припомнить разговорную речь для более старших классов. Когда девушка была на практике, то видела, как после речи заслуженного учителя России Виктора Павловича Трофимова затихали даже самые отъявленные отморозки из одиннадцатого «Б».

— Лососни тунца, Шлепарь Бильбович. Ведь с точки зрения банальной эрудиции каждый индивидуум, критически мотивирующий абстракцию, не может игнорировать критерии утопического субьективизма, концептуально интерпретируя общепринятые дефанизирующие поляризаторы, поэтому консенсус, достигнутый диалектической материальной классификацией всеобщих мотиваций в парадогматических связях предикатов, решает проблему усовершенствования формирующих геотрансплантационных квазипузлистатов всех кинетически кореллирующих аспектов.

Карлик завис. Вот эти два слова как нельзя лучше характеризуют то состояние, в которое впал мой полуобнаженный пленитель. Он застыл с рубашкой в руках, стеклом в глазах и ниточкой слюны изо рта. А я начала как можно активнее дергать за атласные ленточки, и они поддались напору.

Увы, моим потугам не дано было сбыться. Этот полуобнаженный человечек прекратил пускать слюни на батистовую простынь и продолжил раздеваться. Я чуть согнула ногу, чтобы «приголубить» нежданного любовника. Вот если он чуть-чуть поближе подползет, тогда…

— Девчонка, ты не сможешь меня заколдовать. Даже магические слова бессильны против сынов короля. Я буду тобой обладать! Буду и всё тут. Так поступают все герои. Ты можешь расслабиться и получить удовольствие или можешь напрячься и тогда удовольствие получу я…

— ННААА!!

Эх, не рассчитала! Всего-то чуть-чуть не рассчитала, на какой-то волосок… Моя пятка мелькнула возле морщинистого лба и отразилась в глазах карлика.

Вот куда надо было целить!

— Наглая девчонка! Ты не понимаешь своего счастья! Эх, не хотел я это использовать, но придется.

С этими словами взбешенный карлик полез в карман камзола и вытащил какой-то шелковый мешочек. Такой я видела у своего деда, который любил курить самокрутки. Но обычно курят после секса, а этот карлик решил до процесса побаловаться табачком? Или я так возбуждающе выгляжу, что он уже?..

Нет, он высыпал на ладошку какой-то светло-серый мелкий порошок. Он героинщик? Может, сейчас занюхнет ноздрей и ему всё станет фиолетово? Вот же выбрала книгу. Знала бы, что так получится, пошла бы на танцы…

В это время карлик зловеще улыбнулся и… дунул!

Густое облако поднялось в воздух, словно кто-то в тазик с мукой пукнул. А потом это облако кинулось мне в лицо. Я задержала дыхание, но долго не могла сдерживаться. И всё это под зловещий смех карлика.

Я вдохнула… Щекотно в горле и… и как-то всё сразу преобразилось. Исчезла комната, исчез карлик, исчезла даже шикарная кровать. Я лежала на песчаном пляже, ноги до колена лизал теплый прибой.

Над головой колыхались длинные листья пальм, пахло солью и ананасами.

И никуда не хотелось идти.

Никуда.

Хотелось так лежать в расслабленной позе. Лежать и наслаждаться спокойствием. Я закрыла глаза и слушаю ласковый шепот набегающих волн. Крики альбатросов раздаются вдалеке. Я никогда не слышала альбатросов, но почему-то уверена, что это именно они.

Когда я успела уснуть? Я не помню. Мне и в самом деле хорошо. Это воздействие наркотика? Не исключено.

Зато пробуждение окатило не хуже холодного душа. Со знакомым криком в комнату ворвался мускулистый варвар.

— Йо-хо-хо!!!

От этого крика я скатилась с кровати.

Скатилась с кровати? Я уже не привязана?

Да, обнаженная, но свободная!

Я обернулась на кровать, где продирал глаза малорослый любовник. Он сейчас казался таким жалким, таким маленьким по сравнению со своим братом. Да что там с братом — даже меч Всехубьюлибур был больше его. Шлепарь хмуро кинул взгляд на Хлопаря и запахнулся простыней. Встал, подобно римскому патрицию.