Александр Курзанцев - Как я учился в магической школе

— Так, — грозно нахмурившись, Марна решительно рубанула воздух перед собой. Я проследил за оставленным ладонью затухающим красно-оранжевым следом и подумал: «Однако, горячая штучка». — Иди на чердак, а я разберусь, где домовые и почему они ничего не подготовили. И Магнусом тебя заклинаю, не трогай там пока ничего!

Преподша сорвалась в крутое пике, улетая разбираться с неведомыми мне домовыми, а я, последовав совету, залез обратно и, обведя философским взглядом чуть менее пыльную, но всё ещё требующую генеральной и обязательно влажной уборки комнату, выбрал место почище, после чего, усевшись по-турецки, принялся ждать.

Чтобы не было так скучно, занялся мысленной каталогизацией имеющихся в наличии предметов мебели из числа тех, что можно было распознать под грудами хлама. Не знаю, использовался ли чердак как жилое помещение когда-либо раньше или в него просто сносили всяческое перестающее быть нужным «б/у», но практически всё необходимое для организации нормального быта тут имелось.

Во-первых, кровать. Широченное, прозываемое в народе «траходромом» ложе, скособоченное на одну сторону, подломив или потеряв пару ног, сиротливо стояло в углу, но я прикинул на глаз толщину матраса и решил, что просто отломлю оставшиеся и тупо буду спать на полу.

Во-вторых, стол. Судя по горе наваленных на него свёртков, размеров он был немаленьких и крепости необычайной, раз за столько времени не развалился, и это вселяло надежду на приличное рабочее место, где и талмуд энных размеров уместить можно, и конспекты разложить.

Стулья тоже присутствовали, и в немалых количествах, но все поломанные. Впрочем, излишней рукожопостью я не страдал — ну, по крайней мере, комом бывал только первый блин, — что вселяло определённую надежду на успешную сборку хотя бы парочки целых.

В-третьих, шкаф. Таковой присутствовал, и даже с обеими дверцами, что не давало так сразу понять, что же с ним конкретно приключилось и за какие такие прегрешения его упекли сюда.

Но тут мои планы по обустройству были бесцеремонно прерваны резко влетевшей через окно Марной, и я переключился на неё.

Старший преподаватель, подняв своим появлением лёгкое облачко пыли, устало опустилась на пол рядом со мной и, выдернув одним движением руки из кучи хлама парочку стульев, парой пасов слепила из них какого-то кадавра мебельной индустрии — пятиногого и шириной в полторы спинки, — после чего уселась и немигающим взглядом уставилась на меня.

Неуютно поёжившись под пристальным взором, я угрюмо поинтересовался:

— Ну и что такого я опять натворил? — больно уж выражение лица у девушки было характерным.

— Ты не знаешь… — констатировала она и, прикрыв глаза, избавляя меня тем самым от побежавших было по коже мурашек, глухо вздохнула.

— Вот зачем, зачем домовика, который тебя встречал здесь, чтобы поприветствовать и узнать пожелания насчёт будущей обстановки, ты сначала пнул, а после ещё и животным обругал? Они хоть и добрые, но обидчивые жуть. Ты знаешь, сколько они бились за признание их разумным видом?

Я вспомнил давешнюю «кошку» и почувствовал, как на меня накатывает чувство стыда. И вот как теперь объяснить, что это всё было не специально и ни про каких домовых я сроду знать не знал?

— А сколько усилий мне стоило убедить их не подавать жалобу в комитет по защите магических меньшинств, знаешь? Да за одно то, как ты его назвал, тебе бы такой штраф впаяли — стипендии за все курсы на оплату не хватило бы. Да что это! Если бы я их не перехватила у самого кабинета завхоза, то, боюсь, дальнейшее обучение стало бы для тебя персональным адом. Мастер Иквус в них души не чает.

— Я не специально, — наконец проблеял я.

— Да какая уже разница, — Марна поднялась с жалобно скрипнувшего уродца. — В общем, обошлось всё сравнительно без последствий, вот только на чердаке они с этих пор появляться отказались наотрез, так что убираться в дальнейшем тебе придётся самому и только самому.

— Всё настолько серьёзно?

— А ты как думал? — совершенно без какой-либо иронии произнесла она в ответ. — Когда их признали, домовые целый парад провели, прямо по центральным улицам городов шли. Десятки тысяч домовых с радужными флагами. Они этот парад каждую годовщину теперь проводят.

— Какими-какими флагами? — преисполнился я самых чёрных подозрений.

— Радужными, — слегка удивившись моему прищуренному взгляду, ответила Марна.

— А чего это… вдруг?

Меня прошибла мысль, что если я перешёл дорогу ещё и ЭТИМ, то тогда точно лучше отсюда валить — они же хуже баб, будут гадить по мелочи, покуда со свету не сживут.

— Это из их далёкого прошлого, — отмахнулась девушка. — Вроде как до того, как маги давным-давно, — я чуть было не добавил «в далёкой, далёкой галактике», — притащили их в этот мир в качестве личных слуг, у них было своё государство, которым правили семь королей, и у каждого из королей был свой цвет. Вот символом этого их государства радужный флаг и является, — тут она скептически хмыкнула и добавила: — Мне, правда, думается, что всё это сказки. Это же надо, целое королевство под землёй, да ещё и с семью правителями. Те бы передрались меж собой, пока не остался бы кто-то один. К тому же где бы они там еду добывали?

— Ну не скажи, — задумчиво произнёс я, припоминая что-то этакое, — если бы короли правили не одновременно, а, допустим, по очереди…

— Да ну… — весьма живо показала она мимикой лица, что думает о моём предположении.

Я замолчал, не став развивать свою мысль, а девушка, вновь оббежав взглядом монбланы мусора и хлама вокруг, покачала ещё раз головой и, чуточку даже с жалостью поглядев на меня, произнесла:

— Ты тут это… держись, в общем. Да. Совок… веник…

Тяжело вздохнув, она дошла до люка с чердака и просто шагнула в него, проваливаясь на верхний этаж и оставляя меня одного.

Поднявшись с пола, я посмотрел ей вслед, пробормотал под нос:

— Ну случайно же вышло, — а затем, яростно махнув рукой, плюнул смачно на пол, растерев ботинком, тоже, кстати, выданным в нагрузку к мантии, и грубо выругался, добавив в конце: — Домовые, комитеты, штрафы… Нафиг всё, сам уберусь.

Уперев руки в боки, с лёгким прищуром вгляделся я в угол, в котором мне почудилось слабое шевеление, и демонстративно громко произнёс:

— Не жили хорошо, нечего и начинать.

Под конец уборки майку на мне можно было выжимать, но практически освободившееся от хлама помещение заставляло меня взирать на дело рук своих с плохо скрываемой гордостью.

Справился! Назло всем этим домовикам. От лишнего хлама я избавлялся оригинальным способом — без особых душевных терзаний просто скидывал в люк, после чего все эти тюки с гулким бумканьем, пролетев три с половиной метра до пола верхнего этажа, поднимали облака пыли, замирая бесформенной грудой.