Эйта - Лягушки, принцессы и прочие твари [СИ]

— Куц, прости пожалуйста! — растеряно сказала Далька, — Я не хотела тебя обижать, честно! Да что же это такое, ну что здесь происходит, почему вы злые такие, ну!

И зажала руками уши, не желая слышать ничьих ответов.

— Ничего, — ответил Куц, попытавшись улыбнуться. Вышел какой-то оскал, — Ничего… вообще. Просто Теллер слишком предвзято относится к джоктийцам… наверное, в детстве на ногу наступили.

— Пожалуй, так оно и было. — Хмыкнул Лер, — Пока я землю на дедов курган сыпал, какая-то лицемерная смуглорожая тварь сунулась с соболезнованиями, с тех пор я ваше племя на дух не переношу.

Куциан пожал плечами, но возражать не стал.

И снова повисла в комнате душная тишина, такая, что хоть ножом ее на тоненькие ломтики режь. Становилось душно, и Далька впервые начала понимать, что всегда заставляло Лику колотиться в истерике, стоило ее загнать в угол.

Потому что Дальке, наверное, впервые в жизни тоже стало страшно. До того ее опекали, огораживали, все решали за нее и не осмеливались перечить. А сейчас… Она не видела выхода, совсем не видела. Далька знала, что если она попробует внушить им обоим уважение и желание друг с другом дружить, то они никуда от нее не денутся. Только вот… Только они тогда уже не Куц с Лером будут. А марионетка один и марионетка два. Далька ведала, знала, будто откуда-то свыше подсказали, что один раз вмешавшись в чужие головы, искалечив чьи-то мысли себе на пользу, она вряд ли сможет остановиться.

Раньше за нее решала мама, а мама любила Дальку. Теперь решала Веда. Она тоже любила Дальку — как новую куколку в миленьком платьице. У младшей принцессы был целый шкаф самых разных кукол, она как никто знала, как быстро те надоедают.

Нельзя просто что-то внушить без последствий. Наверняка она что-то в головах поломает. Это не эмоциями играть, это не в пример сложнее… а еще… а вдруг она потом не сможет остановиться?

Знала бы она, что все станет так сложно, когда с Куцем только договаривалась! Но тогда голос молчал: может, Вефиево создание виновато? Одна сотворенная богами тварь ослабляла другую…

Он тогда сидел под кроватью, больной, потерянный. Она проснулась, чувствуя, что где-то рядом кому-то живому и разумному плохо. Заглянула под кровать — а там лягушка, самая настоящая лягушка, только почему-то почти сухая, теплая. Далька сразу поняла, что это не простая лягушка, потому что не думают лягушки, а эта — думала. Да и коронка у него на голове была.

Далька не знала, как в эту едальню попал королевский лягух, но она об этом и не задумывалась. Просто вытащила его из под кровати, облила из ладошек водой, хотела чмокнуть, но вспомнила, что слишком маленькая, не сработает.

Далька немножко подумала и решила, что раз Лика в свадебном побеге, то обязательно должна встретить своего суженого. Что это, наверное, Вефиево провидение. И тут же за сестрой побежала.

Размышляла она вслух, не забыв представиться. Чтобы лягуху не страшно было.

Лика чмокнула, хоть и трусила при этом порядочно. Ну так сестра всегда трусила, иногда чуть больше, иногда чуть меньше, но всегда. Для этого не надо было становиться ведьмой, Далька давно заметила.

А затем начались странности — Куц Лику явно узнал, а Лика реагировала на него, как на незнакомца. Испугалась еще больше, чем обычно.

А потом Лика исчезла, а Куц с Лером ссорятся. Какие-то пологи, какие-то любящие сердца… К сожалению, знание, похоже, не гарантировало понимания: Далька что-то никак не могла разобраться. По всему видно было, что между ними была какая-то романтическая история, может, даже, как в книжках, с погонями и поцелуями. Но почему Лика-то ничего не помнит, разве подобное вообще можно забыть?

— Куц, — решила она спросить прямо, — а ты где с Ликой познакомился?

Она очень старалась не провоцировать голос на ответы — и тот, кажется, подуспокоился. По крайней мере, Далька почти перестала чувствовать, как носятся мысли в чужих головах.

Тот не стал врать. Видимо, понял, что Дальке врать бесполезно.

— Во дворце. Вашем.

— А как?

— Поздоровался.

— А…

— Даль, я не хочу рассказывать, — резковато сказал Куц. — Сейчас не время. Лика исчезла… Королевской ищейке стоит перестать трепать моих предков и переключиться на что-то поважнее.

Далька поняла, что ничего больше у него не узнает, поэтому обернулась к Леру.

У него было какое-то странное выражение лица. Он рьяно растирал переносицу — в его случае этот жест выдавал волнение.

— Лер, а почему тебе можно называться Релом? Не накажут?

И тут ее пронзило чужой горечью, чужой бедой и чужой обидой. Она поспешно выставила перед собой ладони.

— Нет, нет, забудь, не говори!

— Лер-Рел? — теперь уже от Куца разило торжеством, — имя-перевертыш?

Лер оскалился. Действительно оскалился, Далька увидела, как удлиняются его клыки, как желтеют глаза. Это была какая-то доля секунды, но Далька испугалась не на шутку, потому что увидела, чем кончится. Она вскочила, спряталась за надежного Куца, зная, что уже ничего сделать не может.

— Помолчи! — взмолилась она, все равно пытаясь, — помолчи, дурак!

Куц, казалось, ничего не заметил. И Далькиному предостережению не внял.

— Рел-Лер-Рел-Лер… Похоже на скороговорку, — хмыкнул он.

— Слушай, послушай… девочку, — тяжело дыша, пробормотал Лер севшим голосом, — перррестань. — Осекся, и начал говорить медленно, четко, делая ударения на «г», — Я же не спрашиваю, как тебя угораздило в лягхушку превратиться? В стране, где это уже давно не практикуют? Вот и ты… остановись.

— Молчу, — улыбнулся Куц, — но и тебе стоит перестать себя вести, будто ты злая собака, которая сено сторожит…

Далька не успела уловить, которое из слов, сказанных Куцем, оказалось ключевым.

Она как завороженная смотрела, как карие глаза Лера заливаются желтизной, как укорачиваются ноги и рвется рубашка, как встает на полу огромная кудлатая собака. Это было похоже на подожженную бумагу: сначала ничего не видно, потом быстро пробегает тонкая коричневая ниточка по краю, бумага обугливается, заворачиваясь колечком, и вдруг вспыхивает.

Уши квадратные, голова короткая, хвост для собаки — длинный, на белой шерсти — рыжие пятна. И пес действительно был огромен. Кто бы мог подумать, что из Лера выйдет здоровенная дворняга ростом в холке чуть ли не выше Дальки!

Он бросился на Куца и опрокинул. Тот успел вытащить откуда-то из сапога нож, и не обошлось бы без кровопролития, если бы не Далька.

Далька в который раз напомнила себе, что она не Лика, и что бояться права не имеет, она — храбрая принцесса. А потом рявкнула, вложив в приказ все свои силы.

— Замереть!

Потом ухватила замершую собаку за шею, и зашептала на ухо:

— Тихо, он не хотел обидеть, он не опасен, не беспокойся…