Николай Дитятин - Отступники [СИ]

Так Эскельд и поступил. Выбора-то не было.

Увидев его сестру, ведьма потребовала дать ей два месяца на терапию. Да, что-то около двух месяцев. Тут точнее не определишь… Неделькой раньше, неделькой позже.

В томительном ожидании и тягостных впечатлениях прошли те два месяца для храброго Инквизитора. Близилась Тьма и ведьма приставила его к делу: утеплять перед холодами хижину и пасти трех черных коз.

Эскельд приколачивал куски войлока к стенам хижины, гонялся за козами по предлесью и размышлял о своей жизни. Его сестре становилось лучше, и это благодать сошла к ней не с хвоста Первого. И пиявки здесь были не причем. Даже маггии не потребовалось. Было тайное, запрещенное искусство, которое заклеймили змеиным.

Вера Эскельда была железной, и она бы не дрогнула, кабы не стояла против нее более сильного чувства — искреннего сострадания своей единственной родственнице. И он ощутил внутри себя Ересь. Она была подобна комариному укусу на душе. Зуд был невыносимым, а постоянное почесывание только ухудшало ситуацию. Эскельд служил Первому почти всю свою жизнь… И заслужил только его равнодушие. Ровно столько же он охотился на ведьм. И получил от одной из них немыслимое благо, оздоровление дорогого человека.

И если змеиные знания приносили благо, а от молитв лишь пересыхало во рту, — та ли сторона была выбрана им?

И о великом ли Враге шла речь?

Кроме вшивых кос он не видел в ведьме ничего неприятного. Разве что эта бородавка… Но со Змеем она точно не имела дел. Эскельд неоднократно наблюдал за ее работой. Она выпаривала какие-то травки, смешивала их вместе, толкла минералы и сушеных насекомых. Во всем этом не было ни капли колдовства. Лишь точность последовательности компонентов и выветренность доз.

Эскельд прямо сказал об этом Патриарху Кошкину.

Озадаченность Кошкина можно было измерять десятками пустых взглядов и сотнями вопросительных знаков. Он осторожно, словно боясь спугнуть опасного сумасшедшего, напомнил Эскельду, что Церковь должна заботиться о своих интересах. Если все вдруг начнут поклоняться сушеным тараканам, смешанным с анютиными глазками, кто же будет посещать служения? И как, во имя Первого, должен будет наполняться поднос для пожертвований? А, кроме того, Автору выгодна невежественная паства, которая зависит от своих заблуждений. Неужели… Гм, неужели брат Эскельд не понимал этого хотя бы поверхностно?

Эскельд понял, каким он был идиотом. К слову будет сказано: дай нам Первый каждому понять это о себе вовремя.

Потому что Эскельд явно запоздал.

Ему бы мрачно и решительно кивнуть головой в тот момент, тогда его просто перевели бы в писари или палачи… Но его недоумение, в свою очередь, можно было измерить миллионами кубических мегаметров опустевшего пространства в меркнущем сознании.

В тот же день он сбежал обратно к хижине.

Он знал, что за ним начнется охота. Рассказал все ведьме и та заявила:

— «Я рассчитывала, что ты, нянча моих коз, хотя бы с них ума найдешь. Теперь выбирай уж… Можешь взять свою сестру и бежать куда глядеть будешь… А хошь, так оставайся здесь. Мужик ты справный. Одно что дурак. Я тебе сейчас откровенно скажу: целить там у твоей сестры всего ничего было, я за две недели с того как привел ты ее, управилась. Про два месяца я уж наговорила, чтобы ты мне с хозяйством помог. Оставайся, чего, тут места глухие. Не найдут».

И Эскельд послушался. Он никогда в жизни не испытывал угрожающих работе чувств. На заметку читателям будет сказано, что приступы похоти отлично утоляются упражнениями с веригами. Кто не знает, что такое вериги можете просто купить несколько мышеловок.

Но от ведьмы уходить не хотелось. От нее приятно пахло травами, да и косы были не такими уж вшивыми. А вериги остались в келье.

Оставаться на старом месте все же было слишком опасно, поэтому все хозяйство Эскельд перетащил в такую глушь, что люди там до сих пор накрывали разведенный огонь клетью, чтобы тот не убежал, и с подозрением относились к колесу. Там наш инквизитор зажил простой растительной жизнью. Построил дом. И сарай козам. А к ним подселил овец. Когда Тьма прошла, обустроил посадки. Тихий быт этот пришелся ему по сердцу.

И ступай оно так дальше, Авторитет никогда не узнал бы Наката, а Средневековый Дюк продолжал бы и сейчас скакать по крышам.

Но ведьма ошиблась, а Эскельд утащил хозяйство недостаточно далеко. Их нашли. Нашли уже через два нереста. Бывшие братья, знакомые желтые клобуки, они дрались с Эскельдом десять к одному, но связали его те трое, которые смогли удержаться на ногах. Ведьму и сестру увезли. Как потом узнал Накат, обе были сожжены на потеху толпе. Самому Эскельду повредили в бою позвоночник, после чего закопали там же, прямо перед догорающими стенами его дома. В том самом мешке, который бывший инквизитор пустил потом себе на штаны.

Они думали, что он мертв.

Эскельд выжил. Смог выбраться из мешка, из земли, и даже из безысходности своего нового положения беспомощного калеки.

Многое еще потом происходило с ним. Сейчас он обитал в Гигане и хотел только одного: отомстить Кошкину. Но тот никогда не покидал Гротеска. Со временем, теперь уже Накат, стал меньше думать о своей цели. Чтобы обеспечить себе достойное существование, он занялся тем же промыслом, что и в церковную бытность свою. Только теперь он ловил и распинал тех, за кого платили.

Деньги нужны были и для того, чтобы организовать агентурную сеть внутри Гротеска.

Когда с этим было покончено, Накату стоило послать своим людям внутри громады почтового голубя, и Кошкин отведал бы за ужином отравленных черепах, запеченных в панцире. Но Накат хотел сделать это сам. Только сам. Своими руками.

Сегодня, впервые за семь нерестов, он снова вспомнил о Первом. Накату было интересно, защитит ли божество своего личного адъютанта в мире смертных.

Скиу-скиу-скиу…

У него все было просчитано до последнего А в предсмертном крике Кошкина. Оплошать было нельзя. Только не сейчас. Только не после пяти нерестов ожидания. Ведь Кошкина совершенно невозможно было выманить из Гротеска обычными способами. На любые «внешние» мероприятия Патриарх посылал либо своего двойника, либо архиерея Дельфинова.

Но буквально неделю назад в Гигане сверкнуло удивительнейшее событие: впервые за много нерестов заговорил Сайский Оракул — довольно уродливое сооружение из оникса и дощечек с административными надписями. Империя Сай оставила его тут в качестве дара всем жителям Авторитета. Любой желающий мог за один медный профиль узнать у Оракула свое будущее. Но только свое. Просьбы на прогнозы знакомым и родственникам Оракул игнорировал.

Откровенно говоря, последние нерестов тридцать он игнорировал любые просьбы. Иногда, правда, непредсказуемо начиная бормотать что-то, но к кому именно Оракул обращался было неясно. Он упоминал животных, вроде рыб и львов, неких «стрельцов» и даже «козерогов». Ясно было, что живущие в нем силы…