Михаил Харитонов - Золото твоих глаз, небо её кудрей

Буратинка не понял вопроса. Служба была вроде как закончена, дело сделано. Теперь пора было гореть. Буратинка стоял среди травы и ждал своей награды.

— Ах да, — досадливо сказала мышь. — Ты же заговорён. Ладно. Отменить заговор я не могу. Да и незачем. На Поле Чудес он сам спадёт. Как бы тебя туда закинуть по-бустрому? А, ну да…

Летучая мышь схлопнулась и исчезла. Из того места, где она была, ударил голубой луч. Он подхватил буратинку и поволок его по воздуху.

Маленький не сопротивлялся. Он надеялся, что его несут к какому-то огромному костру, где он служебно сгорит за дело. И даже не заметил, как заклятье сошло с него. Просто в какой-то момент его пробило на тошнотики. Он мощно проблевался вниз на пинии, а когда отпустило, он уже был не буратинкой, а Буратиной.

— Ничего себе! — сказала Красная Королева, увидев голубой свет над верхушками деревьев. — Кого-то с Луны спускают. — Она прикурила от «электры»

— Давненько такого не было, — заметила Белая, машинально помешивая коктейль «Неприкосновенный Запас» веточкой повилики.

— Льда положи, — посоветовала Чёрная Королева, пробуя гоголь-моголь.

— Да это ж наш деревянненький, — присмотрелась Красная.

— Что-то быстро он оттуда, — задумчиво сказала Белая, — Обычно они их держат годик-другой. Как минимум.

— Странно, как он там жив остался, — буркнула Чёрная. — Он же дурак дураком.

— И то верно, — вздохнула Белая, обращаясь в ничто и увлекая за собой остальных.

В этот самый миг синий луч погас. Буратина полетел вниз, как с крутого обрыва. К счастью, он шлёпнулся на какие-то лопухи, оказавшиеся мягкими, как подтирочная бумажка.

Радость бамбука была недолгой. Как только он попытался встать, то почувствовал, что его ногу что-то держит — тягучее, медленное, неотступное.

Летучая мышь облетела его по кругу, зацокала языком.

— Никак, в «аскольдову могилу» попал, — озабоченно сказала она. — Ну ничего. Выберешься помаленьку. Ногу вытягивай. Только очень медленно. Дёрнешь сильно — увязнешь глубже. А я пока приведу кота и лису. Ах да, постой, — она осторожно снизилась. — Я тебе «момент» отдала?

— Не-а, — Буратина помотал головой.

— Лови, — вниз полетел свинцовый тюбик. Бамбук поймал его в полёте и тут же сунул в карман.

На то, чтобы выбраться из лопухов, бамбук затратил часа полтора. Вылез и огляделся.

Небо было относительно чистым. Светила большая круглая луна — этакое хмуроватое волчье солнышко. В её свете был отчётливо виден сломанный мост через высохший ручей. Вокруг валялся мусор, сухой валежник и ещё всякая дрянь.

А дальше начиналась Директория. Точнее — то, что от неё осталось.

Буратина даже глаза протёр: настолько неправдоподобным было зрелище.

Он видел обшарпанные, полуразрушенные дома. Свет не горел нигде, ни в одном окне. Тротуары были в ямах и колдобинах. Прямо посреди улицы росло чахлое дерево с обломанными ветвями. Понизу ветер гонял туда-сюда сухие листья. На покосившемся фонарном столбе висел безголовый скелет хомосапого, подцепленный за ребро.

— Яюшки, пиздец какой, — только и сказал бамбук.

— Не нравится? — осведомилась летучая мышь, зависая у Буратины над головой.

— Не-а, — деревяшкин помотал головой. — Это вообще что?

— Это реализация тентуры. Пятнадцатого кола сорок четвёртого отсеченья ноль-ноль восемьсот одиннадцатой доли, проксимальная ветвь, — сказала мышь, покачиваясь в воздухе. — Приблизительно триста девятнадцатый год. Или триста двадцатый.

— А почему света нет? — не понял Буратина.

— Отключили, — вздохнула мышь.

— Как отключили? Кто отключил? — опять не понял бамбук.

— А вот так. Отключили Окову. Или те, или эти, — не очень понятно объяснилась мышь. — Думаю, всё-таки техники. Братству-то зачем? Хотя кто их знает. Они там все передрались. В эти годы у них, кажется, Барсуков главный. Хотя, может, это я с восемьсот девятой путаю.

— А почему тут, — Буратина щёлкнул пальцами, не находя слов, — всё вот так?

— Сам подумай. Если электричества не станет, что будет?

— Плохо будет, — признал бамбук.

— Ну тогда чего спрашиваешь? Ладно, посиди ещё тут немного. Что-то у меня с котом проблемы. Не ведётся никак.

— А чего тут сидеть? — не понял бамбук.

— Ты хочешь тут навеки поселиться? — удивилась мышь.

— Яюшки, не надо! — бамбук не на шутку перепугался.

— Тогда жди. Клей только не нюхай, — предупредила мышь и исчезла.

Ждать пришлось довольно долго. Сидеть на земле было неудобно. Буратина улёгся на кучу валежника, заложив руки за голову, и смотрел на Луну.

Потом к Буратине прибрела какая-то несчастная корова, до того тощая, что кости торчали через кожу. Она встала перед бамбуком и принялась задумчиво лизать его живот. Наверное, он был солёный.

— М-м-мучение, — повторяла корова задумчиво, стоя перед ним. Другие слова она, похоже, забыла. А может, и не знала.

Кот появился неожиданно — вот его не было, и вот он есть. Вид у него был совершенно ошарашенный.

— Э-э-э, — протянул он в недоумении. — Розан Васильевич?

— А что, — не понял Буратина, — он живой, что-ли?

— Да вроде мёртвый, — кот очумело озирался, прижав уши. — Это что?

— Какая-то эта… реализация, — попытался вспомнить Буратина. — Триста двадцатый год вроде.

— Скобейда! — только и сказал Базилио.

— Й-извините, — это была лиса, тоже откуда-то появившаяся. — Мы вообще где?

— Тут, — буркнул кот.

— Где же тут? — не поняла лиса.

— Ну значит там, — тем же тоном сказал Баз.

— Не-а. Точно не там, — не согласилась Алиса. — Это вообще какое-то не то…

— Вот именно, — кот сел на корточки с таким видом, будто собирается сидеть до конца, каков бы он ни был.

— Ну что? Всех привела? — выскочила из воздуха летучая мышь. — Слушайте меня внимательно. Теперь вам надо дойти до башни. Заходите с той стороны, где она наклоняется. Вот прямо под неё. Это единственное место на Поле Чудес, где ничего не меняется. Дальше сами знаете. Аривуар! — и она исчезла с громким хлопком.

— Куда идти-то? — не понял кот.

Никто не ответил ему. Никто.

7 января 313 года о. Х. Вечер.