Михаил Харитонов - Золото твоих глаз, небо её кудрей

— Итак, что мы имеем? Потери среди электората. Проблемы с властями. Проблемы с частными лицами. Проблемы с Базилио. Ты хоть понимаешь, что он с тобой сделает? — почти ласково спросил он у Арлекина. Тот что-то промычал, но Карабас понял. — Нет, он руками справится. Выбьет из тебя всё дерьмо. Точнее, не выбьет. Потому что мне потом тебя реанимировать, а я не хочу этим заниматься. Но пару твоих рёбер я ему уже обещал. Лучше б он тебе очко порвал, конечно. Но он категорически против. Так что это сделает Напси… Ах да, проблемы с морскими! Вот это по-настоящему неприятно, нам здесь ещё жить и работать…

— И-иии-гогогого! — раздалось с улицы.

Карабас поднялся и выглянул наружу. Увидал остатки сожжённого сарая, от которого уцелела только одна стена. Об неё тёрся хуем першерон — выпучив глаза и роняя слюну.

— И ещё проблема с хозяином этого дурацкого коняки, — с горечью заключил раввин, спускаясь вниз.

— Я могу помочь, — робко сказала Ева. — Ну, с хозяином…

— М-м-м, — раввин почесал в бороде. — Посмотрим. Сейчас меня больше волнуют рыбоны. Мы им, между прочим, должны сдать на руки товар. Автоклавы с существами. Что-то Алиса на эту тему передавала… Ох, скобейда! Они же там без клеточной массы, еле живые. Нужны клетки. Много живых клеток. Биореактор у нас есть. Управляться с ним я сам умею. Клетки… — его взгляд остановился на Арлекине.

— Першерон, может, подойдёт? — тут же предложил Арлекин. — Он увесистый.

— А что, пожалуй, — начал было Карабас.

В этот самый момент обезумевший першерон, наконец, кончил, победно заржал и бросился внезапно к морю. Из-под копыт полетел мокрый песок. Окровавленный член его мотался из стороны в сторону, как самая позорная вещь на свете. В голове жеребца царил пиздец, абсолютный пиздец, и ничего кроме пиздеца.

— Да чтоб тебя! — Карабас высунулся, пытаясь ухватиться за угасающее сознание коняки. Тот влетел в полосу прибоя и споткнулся. В этот миг раввин, наконец, уцепился за его за мозг и парализовал мышцы. Туша с хрипом пала в воду, и шипящая волна накрыла её.

— Дочь твою Мать, — проворчал Карабас, спускаясь взад. — Пока мы дотащим сюда эту дохлятину, пока разделаем — клетки испортятся, особенно нервные. А мне нужно хотя бы полста кило… О, кстати. Этот, как его, — он прищёлкнул пальцами, — деревянный. Где он?

— Отдыхает в кладовке, — сказал Арлекин бодро. Боль в седалищном нерве ушла, и он мечтал только об одном — чтобы Карабас о том не вспомнил и не продолжил пытку.

— Отдыхает? — нехорошо прищурился раввин. — Тащи его сюда.

— Я один не смогу, — трезво рассудил Арлекин, — деревяшка дерётся. Можно Пьеро взять?

— А с ним что? — поинтересовался Карабас.

— Да вроде оклемался, — припомнил маленький педрилка. — Сейчас разыщу.

— Только быстро, — милостиво разрешил раввин. Арлекин тут же сорвался с места и скрылся.

— Шеф, — снова заговорила поняша. — Как бы не было проблем. Этот деревянный, он ведь непонятно чей. Объявится хозяин, будут претензии. Может, лучше возьмём кого-нибудь из электората? Коломбину хотя бы. Которая без сиськи.

— Ты права. Посмотрим, чей он, — согласился раввин. — А там и решим.

На доставку Буратины у Арлекина и Пьеро ушло минут пятнадцать. Деревяшкина нашли под тюком парусины: он туда заполз отсыпаться. Его растолкали, пиздюльнули слегка для острастки, а потом потащили. Бамбук особо не сопротивлялся, только вяло перебирал ногами и тихонечко бормотал какие-то глупости.

Карабас тем временем снял крышку с биореактора и включил регенерацию фермента-растворителя. Дебилдер работал прекрасно: белая мутная жидкость быстро стала прозрачной, зеленоватой. И даже на первый взгляд — неприятной, опасной.

Бар Раббас на всякий случай понюхал варево: нет ли кислого запашка, свидетельствующего о том, что предыдущий клеточный осадок извлечён не до конца. Запашка не было, однако подозрительный Карабас, давно не имевший дело с биотехникой, втянул воздух сильнее, швыдче.

Это он сделал совершенно зря. Летучие ферменты ущекотали носовые пазухи. К носу раввина подступил первый чих. И сдержать его, сколько ни старался, тот не смог.

— А-а-аааап… — взвыл Карабас бар Раббас, закатывая глаза, — аап-чхи!..

В этот самый момент Арлекин и Пьеро доставили Буратину на место.

Буратине было очень нехорошо. Голова трещала так, будто внутри черепа прорастали ветки — а может, сучья, и даже сучилища. Желудок прыгал по-собачьи, желая вывернуться наизнанку. Всё прочее тоже функционировало кое-как. Он, может, отлежался бы, да Пьеро с Арлекином не дали, утащили. И вот — зашвырнули его (живого, страдающего!) в опасный полумрак.

Бамбук скатился по ступенькам. Чудом не сломал себе нос. Ушиб палец на ноге. И, в довершение всех несчастий, врезался башкой в автоклав.

Щёлочка в деревянной голове приоткрылась. Туда немедленно нырнула простейшая мысль — «бедный я, несчастный, никому-то меня не жалко!»

Карабас обхватил голову руками. Для него, телепата, буратинова подача была чем-то вроде оглушительного рёва.

— Перестань реветь! — крикнул раввин. — Ты мне мешаешь… Аап-чхи!

Но Буратина не мог перестать, просто не мог. Он не умел контролировать свои способности — хотя бы потому, что не догадывался об их существовании.

— Да заткнись же ты, джигурда бессмысленная… — заскрежетал зубами Карабас, пытаясь залезть Буратине в голову. Проклятое чихание и буратинины ментальные вопли не давали сосредоточиться. Тогда он вчинил ему острую почечную колику.

— М-м-мамочки, — простонал Буратина, валясь на пол. Он не помнил, где и когда он слышал это слово, но ему было ну так, ну так хуёво, что оно само вылетело изо рта.

— У тебя мать есть? — удивился Карабас и почку его отпустил. — Калуша или настоящая? Аап-чхи!

Слово «мать», в отличие от «мамочки», Буратина знал.

— У меня никогда не было матери, уважаемый, — доложился он. — Ах я бедный-несчастный! — в голове снова приоткрылась дырочка, и Карабас тут же сморщился, как от зубной боли.

— Да заткни же свой сраный мозг, скобейда ерыпчатая! — зарычал он. — Ты чей? Чья ты собственность? Аап-чхи!

Буратине было плохо и он ступил.

— Институт Трансгенных Исследований, корпус Б, верхние вольеры, клетка пятьдесят шесть! — выдал он когда-то вбитые в голову слова.

— Так ты заготовка? Ну, тогда полезай в реактор.

Буратина собрал, наконец, глазки в кучку, напряг зрение и разглядел прямо перед собой бок автоклава. Осторожно, на дрожащих ногах, он поднялся, глянул — и увидел зелёную поверхность жидкости. Та приглашающе колыхнулась.

Что происходит в биореакторе, Буратина знал. Ну то есть как знал? Чисто внешне. Вот Алиса — та могла бы прочесть лекцию про распознающие участки плазмалеммы клетки, о замковидных контактах, о десмосомах, о внеклеточном матриксе и межклеточной адгезии {39} . О том, как наноагенты, интодуцированные в ткани, разбирают их на фрагментуры и комплектуры. О том, как образуются рабочее тело для морфинга. И о многом, многом, многом другом, включая такие тонкие моменты, как структурация ганглионарных клеток и аксонное модерирование.