Кристина Юраш - Принц по ГОСТу [CИ]

— Все будет хорошо, моя маленькая… — повторял я, целуя ее холодный и липкий от пота лоб. — Двери! Открыли быстро двери!

— Да-да, сейчас! — передо мной распахнули двери ее комнаты, а я прикрыл ее голову рукой, чувствуя, что не могу унять дрожь. Бережно, словно фарфоровую куклу, я опустил ее тело на кровать, глядя как разметались по подушке длинные волосы.

— Все вон отсюда! Обсуждать будете потом! — рявкнул я, отшвыривая любопытных от двери и с грохотом закрывая ее.

Ее рука свисала с кровати, в отчаянии я схватил ее, прижимая к своим губам и целуя каждый холодный пальчик. Я гладил свою щеку ее рукой, в надежде вымолить прощение за то, что не успел защитить ее от самого себя…

— Маленькая моя, — шептал я, снова и снова целуя ее безвольную руку. По ее щеке скатилась слеза, которую я поймал поцелуем. — Только не плач… Не надо… Не надо… Я никогда бы не причинил тебе боль…

Пламя, которое бушевало в груди еще полчаса назад, сменилось льдом. Я пытался согреть ее руку в своих, понимая, что это бесполезно. Она хрипло дышала, а я убирал волосы с ее лица, гладил по щеке, боясь прикоснуться к шее. Я вслушивался в судорожные вздохи-хрипы, а когда не слышал их, то наклонялся к ней, считая каждое мгновенье тишины, умоляя ее вдохнуть.

— Пустите! — раздалось скрипучее за дверью. — И что? Что значит, не входить? Мне можно!

Дверь открылась, на пороге стояла сгорбленная воинственная Шарман, ругаясь с кем-то в коридоре: «Тринадцать мужиков! Тринадцать! И ни один не смог защитить! Принц-принц! Лошадка деревянная, носок в гульфике и замок воздушный! Да я бы, такому как ты, и по большой любви не дала! Даже если бы ты остался последним мужиком на свете! Морковкой бы тебе, мытой!».

— Зачем пришла? — я хмуро смотрел на нее, пока все дружно пытались доказать, что тоже героически сражались. Дверь со скрипом закрылась за спиной Шарман и наступила тишина.

— Я слышала о том, что произошло… — прокряхтела она, подходя ближе и глядя на тело. — И что? Убьешь меня за то, что я посмела войти? Послушай меня, она ничего не знает. Она уверена, что это был ты… И, наверное, было бы лучше, если бы первым, кого она увидела, был бы кто-то другой… Тот, который попытается ей все объяснить!

Я молчал, глядя на маленькую, сгорбленную фигурку старухи, которая обмахивалась веером и тяжко вздыхала.

— Подумай сам, хозяин… Понимаю, что тебе хочется побыть с ней и все такое, но лучше будет, если ей сначала все объяснят! — скрипела Шарман, а потом шумно вздохнула, глядя мне в глаза. — Бедная! Раньше у нее был один идиот, а теперь целых два одинаковых! Выбирай любого! Женская мечта!

— Не смешно! — процедил я, чувствуя, как холодная рука моей девочки зашевелилась и сжала мою руку, заставив меня склониться и прикоснуться к ней губами, шепча, что «все хорошо, что она в безопасности, что больше она и шагу не ступит без меня…».

— Нет, ну а что я такого сказала? — хмыкнула Шарман, пытаясь вытряхнуть мышь из парика. — Два одинаковых любовника — мечта любой женщины! А уж если их зовут одинаково, то вообще сказка! Помнится, у одного герцога … как там его… Эх! Совсем забыла! Родились эти… двойняшки или близнецы… Он увидел их и стал орать: «Один — мой, другой — не мой! Второго нагуляла жена!». Не может, дескать, у него быть сразу двое детей! Так и рассказывал мне сказки всю ночь, мол, убью неверную! Задушу! Да ладно тебе, не смотри на меня так… Она — девочка умная, все поймет… Только дай ей время…

Моя девочка заворочалась, судорожно глотая воздух, а потом ее рука потянулась к своему горлу.

— Тише, тише, — встревоженно шептал я, глядя на то, как она проводит рукой по своей шее, а потом бессильно опускает ее в недра одеяла. — Все хорошо… Ты в безопасности…

Не знаю, как еще успокоить ее, поэтому просто держу ее руку, поглаживая и пытаясь согреть.

— Вот так, еще немного и проклятие было бы снято, — послышалось скрипучее и насмешливое рядом. — А ведь похожа… Очень похожа… Я что? Не узнаю ее? Столько лет прошло … Похожи они, почти одно лицо… Поэтому и рассказывала ей про проклятье, пока ты не вмешался… Знаю, что ты отпустил ту ректоршу с ребенком, хотя мог бы и положить конец проклятию… Вот она… Твоя награда твое милосердие… Дочь, внучка, правнучка… Не знаю, кем она приходится той ректорше…

— Моя награда за милосердие? — прошептал я, вглядываясь в бледное лицо «награды». Ее губы дрогнули, а я оставил на них поцелуй, поглаживая ее бледную щеку. — Хороша награда! Каково это знать, что смерть любимой снимет проклятие?

— Но ведь есть и другой способ, — усмехнулась Шарман, приклеивая обратно отпавшую мушку.

— И ты думаешь, что я вот так вот просто, — я чувствовал, как в груди разгорается пламя. Волна ненависти к миру накатывает и душит меня. — Позволю ей погибнуть? Никто! Ни один принц не смог сделать это! Раньше, когда нужная кровь текла в каждом втором, сколько из них смогли? Ни один! Думай, о чем говоришь!

В моей руке лежала тонкая рука, глядя на которую ненависть сменилась безграничной нежностью. Нельзя так любить человека… Нельзя… Нельзя так любить ту, которую можешь потерять в любой момент…

— Я не позволю этой руке взять в меч, — качая головой, шептал я, любуясь тонкими пальчиками и вспоминая их прикосновение. Она снова пыталась ощупать свою шею, кряхтя и вздрагивая. — Тише, маленькая… Шарман, лучше уйди, мы сами разберемся…

Я гладил холодный лоб, слыша, как за Шарман закрылась дверь. Не знаю, сколько провел времени, сжимая тонкую руку, но черная мгла за окном сменилась туманным утром.

— Тихо спит моя любовь в венчике из роз…, - прошептал я, вставая на колени рядом с ней и вглядываясь в ее лицо. Ее ресницы едва заметно дрогнули. — Ночь прошла, проходит сон — царство вечных грез… День наступит, сквозь окно хлынет яркий свет… Просыпайся и встречай новый свой рассвет…

Я осторожно наклонился и увидел, как она открыла глаза. На секунду они затуманились нежностью, а потом она дернулась и закричала…

***

Меня по щеке кто-то гладил, я слышала шепот, похожий на песню. Тьма постепенно отпускала меня из своих объятий, а сквозь прикрытые веки бил яркий свет. Нет! Не надо! Я хочу еще побыть в темноте… В темноте не видно слез. В ней легко оплакивать свою любовь, легко представлять, что это — всего лишь сон… Что угодно, но только не правда! Что-то внутри нашептывало мне, что все кончено. Не важно, что это было — часть проклятия, обида, ревность. Я не прощу. Никогда не прощу.

Мои веки дрогнули, впуская яркий, режущий свет, а через секунду в мутном мареве я снова увидела синие глаза, которые смотрели на меня в упор.

— Нет! Нет! — закричала я, пытаясь выбраться и оттолкнуть. Мой хриплый, похожим на воронье карканье, голос испугал меня еще больше, чем синие глаза. Сердце бешено колотилось, пока я отбивалась от объятий, не прекращая кричать. — Не надо! Ты снова хочешь меня задушить! Помогите!