Сергей Арьков - Тёмный легион

– Как можно было так испугаться маленькой мышки? – недоумевал Петя, косясь на бурого от позора Владика и весело хихикая.

– Увы, друзья мои, но все дело в том, что Владик неистово труслив, – разъяснил ситуацию Цент. – Трусость же его проистекает из ошибочного мнения, что если всего бояться и от всего шарахаться, то дольше проживешь. Но что это за жизнь? Он вечно с полными штанами, вечно трясется, вздрагивает от любого шороха. Вся его жизнь проходит в непрекращающемся состоянии ужаса. Но что куда печальнее, данный перец столь нагл и циничен, что смеет винить в этом не себя, но окружающий мир. Это, дескать, мир какой-то неправильный, слишком опасный, слишком жестокий. То есть не он, Владик, позорный трус, а мир плохой. Вон оно что, друзья. Мир ему не угодил. И мечтает он о правильном мире, где все тихо, спокойно, и сквозняки не дуют. Но такого мира нет. Мир, это не то, что снаружи, это то, что в голове. А если в голове один страх, то и мир будет страшным. Очень, очень глуп малыш Владик. И, к тому же, изрядный вонючка.

Публика опять зашлась хохотом, а Владик, доведенный потоком издевательств до белого каления, вдруг истошно, с капризным притопыванием ногой, закричал:

– Замолчите!

– Или что? – усмехнулся Цент. – Заплачешь?

– Я не такой! – выкрикнул Владик, смахивая ладонью льющиеся из глаз слезы. – Я не трус. Я просто осторожный.

– Осторожный, это тот, кто трижды проверяет, отключено ли электричество, прежде чем лезть в розетку, – объяснил ему Цент. – А кто ведро анализов в штаны вываливает при виде мышки, тот самый обычный трус.

– Там была не мышка! – завизжал Владик. – Там была огромная собака.

– Там была крошечная собака, которая даже не лаяла на тебя, а просто сидела и смотрела, как ты исходишь на испражнения. Владик, прекрати отрицать очевидные факты. Если бы за полгода нашего знакомства ты совершил хотя бы один храбрый поступок, хотя бы один, я бы воздержался ставить тебе диагнозы. Но ведь ни разу ты не проявил себя. Вот просто ни разу. И даже когда речь не шла о каком-то серьезном риске, ты всегда предпочитал позорное бегство. Ты считаешь, что я вот эти истории про тебя выдумываю? Да нет, просто ты о себе слишком хорошего мнения. И если хочешь услышать мою профессиональную точку зрения, то она такова: ты, очкарик, еще живешь на свете просто по недоразумению. Ну, сам подумай: разве мог такой трусливый и беспомощный организм, как ты, выжить после конца света? За счет чего? Благодаря каким качествам? Увы, но тут, бесспорно, есть и моя вина. Я должен был бросить тебя в самом начале, отдать на съедение мертвецам. Но я не сделал этого. Все надеялся, что ты возьмешься за ум, проявишь себя, начнешь учиться жить в изменившемся мире. Но нет, ты не таков. Твой маленький и плохо функционирующий мозг так и не смог понять за эти шесть месяцев, что старого мира больше нет, и не будет никогда. Признаюсь, не в первый уже раз в своей практике наблюдаю подобное проявление стоеросовой тупости. Бывало такое и прежде, причем явление принимало массовый характер. И дело тут, похоже, не в неспособности принять перемены, а в неспособности осознать, что они произошли. А вот это, судя по всему, вообще не лечится. Ты, Владик, так и не понял за полгода, что мир стал другим. Увы, но ты и за десять лет этого не поймешь. А посему смирись со своей жалкой участью, и просто радуйся, что тебе позволяют жить и дышать. Время лохов прошло, очкарик. Новый мир только для крутых перцев. И тебе в нем не место.

– Нет! – завопил Владик, которому прозвучавшие слова Цента показались более оскорбительными, чем все предыдущие байки. – Я не такой! Я тебе докажу! Всем вам докажу!

– Прекрати уже орать, – попросил Цент. – Или хочешь, чтобы сюда сбежались зомби? Они наверняка неподалеку.

– И пусть сбегаются! – отважно крикнул Владик. – Трус я, да?

– Да, – пожал плечами Цент.

– Трус?

– Ну, трус, трус.

– А как тебе такое?

С этими словами Владик вскинул над головой меч и с диким криком бросился вперед по тоннелю.

– Надо его остановить, – дернулась Машка, но Цент придержал ее, заявив, что в этом нет необходимости.

– Очкарик храбрый до первого зомби, – заверил он. – Как столкнется с ним, так тут же прибежит обратно. Заодно и нас предупредит, что впереди поджидает опасность.

– А если не успеет убежать? – спросила Алиса.

– Ну, в таком случае, одним трусом на свете станет меньше. Да ладно вам, это же Владик. Вы же знаете, как он пахнет. Какой зомби в здравом уме решит им закусить?

Вопли храброго Владика какое-то время доносились из тоннеля, а затем смолкли. Все забеспокоились, как бы с программистом не случилось беды, и только один Цент надеялся, что прыщавый представитель робкого десятка наконец-то избавил этот мир от своей вечно ноющей персоны.

– Давайте поспешим, – предложила Алиса. – Возможно, Владику нужна помощь.

– Какая еще помощь? – проворчал Цент, ускоряя, тем не менее, шаг. – Подгузник ему сменить? Пусть сам учится, уже большой для этого.

Метров через тридцать прорытый мертвецами тоннель неожиданно оборвался, сменившись какой-то пещерой. Судя по ее виду, она имела естественное происхождение, либо была прорублена в камне столь давно, что всякие следы обработки давно стерлись от времени. Было ясно, что Легион дорылся сюда целенаправленно, прекрасно зная, что и где искать. Цент невольно вспомнил бабкины слова о недоброй славе данного места, и прикинул, не могли ли творящиеся на скотомогильнике странности объясняться тем фактом, что под его поверхностью скрывалось нечто древнее и крайне зловещее? Но что могло покоиться здесь? Очередной злобный бог? Или что-то похуже?

Больше они не шутили шутки и не смеялись. Шли в молчании, чутко прислушиваясь к давящей на уши тишине. Цент старался не думать о том, какая невообразимая толща грунта и камней висит над его головой, и может обрушиться в любую минуту, погребя заживо. Впрочем, это была бы не самая плохая смерть. Куда лучше, чем подвергнуться пожиранию заживо, если впереди их все же поджидает засада в виде орды мертвецов.

Стоило подумать об этом, как тишину разбил на части усиливающийся с каждой секундой визг. Казалось, что вопит какая-то девочка, но Цент, поморщившись, прекрасно узнал голос старого знакомого. Тот, разумеется, обманул все ожидания, и до сих пор не умер. Как будто это было так трудно? Да и Цент не понимал, зачем Владик так упорно цепляется за свою жалкую жизнь. Ведь знает же, паразит, что ничего хорошего его не ждет, а все-таки продолжает жить и огорчать, тем самым, одного весьма крутого перца.

Владик вылетел прямо на них, весь объятый ужасом и резким запахом, который красноречиво указывал на то, что программист так и не сумел обрести храбрость. На всем ходу вопящий мученик врезался в Петю, и сшиб коллегу с ног.