Сергей Арьков - Тёмный легион

– Я слышал, в девяностые братки курировали проституток, – сказал кто-то из толпы.

– И это правда, – не стал спорить Цент, который одно время сам был весьма успешным сутенером. – Но что в этом плохого? Проституция возникла не в девяностые, ее история уходит корнями вглубь веков. Братки были мудры, они понимали, что бороться с проституцией бесполезно, ибо многие умные люди и до них пришли к такому же выводу. Но чего нельзя допустить, так это проституции неконтролируемой. Спросите – почему? Отвечу охотно, за тем и пришел. Проституция, братья и сестры, это деньги. Большие деньги. А если проституция нелегальная, то и деньги, которые она приносит, соответственно, тоже нигде не учтены. И эти деньги, братья и сестры, могут идти на любые дела, в том числе и на весьма скверные. Ну, террористов там, каких-нибудь, финансировать, или что-то в этом духе. Братки просто не могли допустить подобного, и потому они вынуждены были взять проституцию под контроль. Исключительно, чтобы деньги, заработанные данной индустрией, не пошли на черные дела. Или вы бы предпочли, чтобы на те деньги всякие психи покупали себе бомбы и оружие?

Народ загалдел в том духе, что терроризм это плохо, и братки молодцы, что пресекли сие безобразие.

– Говорили еще, что братки бизнесменов похищали и пытали, – напомнил кто-то.

– И это правда, – согласился Цент. – Но прежде, чем обвинять братков в злодеяниях, спросите себя – почему так плохо жилось в девяностые простому люду? Почему ему нечего было есть и пить, не на что купить одежду? Отнюдь не братки виноваты в этом. В этом виноваты бизнесмены-работодатели. Разве не помните вы, как эти подлые злодеи годами не выплачивали людям зарплаты, как банкротили предприятия, доставшиеся им путем мошеннических махинаций? Это из-за них, из-за жадных и бессовестных коммерсантов, народ в стране голодал. И разве могли братки безучастно наблюдать за творящимся произволом? Нет, не могли. Они просто вынуждены были принимать экстренные меры, дабы пробудить в жадных коммерсантах щедрость и совесть. И я вам так скажу – творя добро, они проявляли известный такт и солидную гуманность. Бывали, разумеется, и неизлечимые случаи, когда коммерсант оказывался столь жадной гнидой, что никакие доводы не помогали, и тогда у братков просто не оставалось иного выхода, кроме спасительной эвтаназии. Но чаще всего в коммерсантах удавалось пробудить совесть. Иногда хватало простой дружеской беседы, порой требовалось дозированное внедрение паяльника в организм. Но все платили! Кто не платил, того нарезали кусками, закатывали в бочку с цементом, и погружали на дно ближайшего водоема. Ну и скажите мне после этого, разве братки были не правы?

– Правы! – завопил Юра. – Братки классные!

Но не все разделяли его любовь к браткам вообще, и к Центу лично. Еще чей-то голос из толпы напомнил, что благородные братки отметились в девяностые насильственным отъемом недвижимости у населения. И хотя говоривший не сомневался, что и на это у братков имелось благородное и возвышенное оправдание, ему бы все-таки хотелось его услышать.

– Бывало, бывало и такое, – кивнул Цент. – Но можно ли назвать сие деяние злодейством? На первый взгляд – да. Ведь законного хозяина жилплощади выкидывают на улицу, а его квартира достается кому-то другому. И для человека неопытного, мало сведущего в философии и основах марксизма, тут все предельно ясно – поступок преступный, оправданию не подлежащий. Но давайте подойдем к делу без эмоций, с холодной, так сказать, головой. И, прежде всего, разберемся, кого именно выкидывали из квартир. Добропорядочных граждан? Честных тружеников? Никак нет. Первыми на выселение были асоциальные типы, всякие алкоголики и наркоманы. Да видели бы вы, как ликовали соседи, когда очередного пропойцу выдворяли из несправедливо занимаемой им жилплощади. Ведь алкаш в подъезде, это отнюдь не сахар. Сами ведь знаете, многие с этим сталкивались. И потом, ну кто они такие, эти алкоголики и наркоманы? Да просто биологический мусор. От них никакой пользы, один вред. Своим присутствием они разлагают общество, подавая пагубный пример подрастающему поколению. Братки понимали это, и потому выселяли алкашей из городов, отправляя их в более подходящую для них сельскую местность. А в освободившиеся квартиры въезжали нормальные люди, и все были счастливы – и новые жильцы, и соседи. И алкаши тоже были счастливы. Им на природе даже вольготнее, там можно под любым кустом валяться, и никто к ним приставать не станет, в вытрезвитель не потащит.

Цент перевел дух и хлебнул коньяка.

– Так же выселялись всякие вредные бабки, столетние кошелки, наглые и зловредные, живущие эгоистично долго и являющиеся занозой в коллективной заднице всего подъезда. Ну, все вы их видели – сидят на скамейке у подъезда, и каждого, кто проходит мимо, за глаза помоями поливают. Каждый парень у них наркоман, каждая девка проститутка. А в это же самое время молодые семьи с детьми мучаются без жилья. Негде им жить, потому что жилье занимают загробные старухи. Разве могли братки безучастно наблюдать за этим? Нет! Бабок выселяли в деревню, там свежий воздух и натуральное питание, а квартиры отдавали молодым, дабы жили там, плодясь и пользу принося. И скажите мне, разве не справедливо поступали братки? Разве не добрый умысел двигал ими?

Народ согласно кивал, восхищенный благодеяниями братков. Многие на полном серьезе удивлялись, как это они раньше могли плохо думать о таких великих героях. Здравомыслие, пожалуй, сохранил только Батя и парочка его приближенных, ну и еще Владик. Безрадостному программисту было ясно, как день, что всю это ахинею Цент городит не просто так, а с каким-то умыслом. И умысел его, в отличие от сказочных братков, был злее самого злобного зла.

– Тебя послушать, так эти братки были чисто ангелы, – не выдержал Батя. – Одно добро делали.

– Так и есть, – сухо ответил Цент, недобрым взглядом смотря на командира Цитадели.

– Если так, то где все их добро? Кому они его делали? Самим себе, и более никому.

– И это правда, – произнес оратор.

– Тогда что ты их расхваливаешь? К чему нас всех призываешь? Эти паразиты жили грабежом и разбоем, а все отнятое у других забирали себе. Сами-то они горя не знали, а вот все прочие люди в девяностые наплакались.

– Лохи наплакались, – уточнил Цент.

– А, так у тебя теперь нормальные люди – лохи?

– Нет. Лохи это лохи.

– Вот как? Ну и мы все, по твоим словам, тоже лохи. А ты….

Цент резко вскинул руку, призывая к молчанию, и Батя послушно закрыл рот. Ну, то есть ему помогли закрыть – со всех сторон на руководителя крепости зашикали, притом отнюдь не дружелюбно. Было ясно, что Цент своим сольным выступлением сумел заиметь среди электората гораздо больший авторитет, чем человек, построивший Цитадель и собравший за ее стенами выживших после зомби-апокалипсиса людей.