Сергей Арьков - Влад Хельсинг

И вот, убедившись, что все спят, Владик, не зажигая света, на ощупь зачерпнул варенье, съел одну ложку, и понял, что оно ему не нравится. Он едва не расстался с жизнью, добывая никому не нужное лакомство.

Уже неделю они торчали в деревне. Пища, пиво и салфетки были на исходе, а Цент и Машка даже не думали выздоравливать. Владик, с одной стороны, был рад, что они хоть на какое-то время осели на одном месте, ибо устал от бесконечных и опасных странствий. Но, в то же время, он дико вымотался, ухаживая за капризными и неблагодарными больными. Даже ночами они не давали ему покоя – постоянно будили, и чего-то требовали: то подбросить угля в печку, то подоткнуть одеяло, то почитать книжку, ибо не спится. Читать себе среди ночи требовал Цент. И книжку нашел подходящую. Книжку ужасов, о зверских и кровавых ритуалах коренных народов южноамериканского континента. У Владика кровь стыла в жилах, когда он вслух читал о массовых человеческих жертвоприношениях, а Цент лежал под пятью одеялами, слушал его и сладко улыбался. Наверное, представлял себе, что попал туда, в этот восхитительный мир жестокости и ужаса. О, его бы встретили там как родного. Возможно, даже назначили бы верховным жрецом.

Владик представил себе Цента в набедренной повязке и в головном уборе из пестрых перьев, с вытатуированным профилем Кетцалькоатля на груди и ступенчатыми пирамидами на волосатом пузе. Цент пляшет на вершине храма под русский шансон, а слуги ведут к нему на заклание бесчисленную вереницу программистов. В одной руке у Цента обсидиановый нож, коим он вырезает сердца, в другой обсидиановый паяльник, коим он запекает зады.

Жуткое видение заставило Владика вздрогнуть, и он едва не уронил книгу страшных сказок.

В общем, даже в состоянии оседлости Владику после зомби-апокалипсиса жилось несладко.

В этот день, как и во все прочие, он старательно шел по стопам золушки, а вместо прекрасного принца получил от Цента оплеуху за слишком жидкий суп.

– Суп, Владик, едят, – рычал на него неблагодарный изверг. – А то, что ты сварил, можно только пить.

– У нас осталось мало продуктов, – пискнул покорный слуга в свое оправдание.

– Интересно, куда они делись? – проворчал Цент, и с великим подозрением посмотрел на Владика. Взгляд этот как бы говорил – уж не ты ли, паразит, все и сожрал?

Выхлебав суп, Цент бросил слуге тарелку, и приказал:

– Поставь чайник. Суп твой – дрянь полнейшая. Его отвратительный вкус нужно чем-то перебить.

Владик вернулся на кухню, взял старый алюминиевый чайник, откинул крышку фляги, и онемел от ужаса. Вода! Он совсем о ней забыл. Во фляге еще оставалось немного жидкости, как раз наполнить чайник, но что он будет делать, если Цент захочет пить среди ночи? А он ведь захочет. Обязательно захочет. И много раз.

Ублажая хворых спутников, Владик так закружился, что забыл сегодня сходить за водой. Он выглянул в окно, и вздрогнул – там уже начало темнеть. А с учетом пасмурной погоды, сумерки нагрянут быстрее, чем он успеет опомниться.

Владик быстро поставил чайник на плиту, схватил две пластиковые канистры, алюминиевый ковшик, и выбежал в прихожую. Здесь обулся, набросил на себя куртку с капюшоном, и, чуть помешкав, протянул руку к лежащему на столе заряженному дробовику. Коснулся холодного металла ствола, и вздрогнул. Ужас липкими холодными щупальцами пополз в его душу, и Владик едва не разрыдался.

Ему не больно-то нравилось быть домработницей, стряпать, убирать, стирать и мыть посуду. Но была одна обязанность в его обширном служебном арсенале, которая всякий раз давалась ему с огромным трудом. Обязанность, которую он боялся больше, чем гнева Цента. Обязанность, состоящая в ежедневном походе за водой.

Владик никогда бы не смог подумать, что такое невинное и обыденное занятие, как поход за водой, может оказаться настолько ужасным и пугающим делом. В прежней жизни, еще до конца света, вода текла из крана, и за ней не нужно было никуда ходить. В процессе странствий они добывали воду либо в бутылках на полках магазинов, либо в колонках, попадающихся по пути. Но вот в этой деревне с водой оказалось неожиданно туго. Водопровода здесь, разумеется, не было, да и будь он, то едва ли система водоснабжения функционировала. Колонка была, но воду оттуда выкачивал электрический насос. Был еще колодец, но Цент и Машка в первый же день пребывания в населенном пункте побросали туда порубленных ими мертвецов.

В итоге, в распоряжении Владика остался единственный источник питьевой воды – родник.

И, опять же, казалось бы – что тут такого? Сходить к роднику и принести воды, это, по существу, плевое дело, за которое едва ли стоит требовать медалей и почетных грамот. Ну, возможно, имейся в виду какой-то иной родник, так бы все и обстояло. Но применительно конкретно к этому роднику, Владик полагал, что и медали и почетные грамоты ему вполне себе полагаются. Впрочем, он с радостью обменял бы все эти бирюльки и бумажки на тушенку и печень трески.

Накинув на голову капюшон куртки, Владик, с дробовиком на плече и с двумя канистрами в руках, вышел во двор и спустился с крыльца. Из дальнего погреба донесся приглушенный вой – то затянул свою зловещую песню Ивашка-нежить. Владика при одних звука сего заупокойного песнопения бросило в дрожь. Он категорически не одобрял содержание мертвецов в качестве домашней живности. И пусть Ивашка сидел в глубоком погребе, откуда он никак не мог выбраться, легче от этого не становилось. Владику было страшно просто из-за одного того факта, что рядом, буквально в двух шагах от дома, в яме сидит мертвец. Присутствие этого существа не давало Владику спокойно спать по ночам. Стоило старому дому издать какой-нибудь скрип, как Владик в страхе вскакивал с постели, разбрызгивая трусливый пот и задыхаясь от ужаса. Ему чудилось, что во тьме к нему медленно подбирается просроченный Ивашка. Иногда воображение подбрасывало дивные картины – Владик спит, весь такой беспечный, а над его сопящим телом стоит чудовище с выгнившими глазами и губами, с провалившимся внутрь черепа носом, черное и страшное, источающее могильное зловоние. Это Ивашка вылез из своего погреба, и явился перекусить. Не ведая, что поздние ужины плохо сказываются на фигуре, мертвец нависает над мирно спящим Владиком, разверзает свою пасть, полную черных гнилых зубов, и со смачным чавканьем впивается в сочную плоть жертвы.

Нафантазировав себе такого на сон грядущий, Владик потом полночи лежал с вытаращенными от ужаса глазами, прислушиваясь к каждому шороху и скрипу. А когда однажды он услыхал во тьме зловещей быстрый топот крошечных ножек, то разразился таким неистовым криком, что разбудил и напугал всех домочадцев. Цент с перепуга решил, что силы ада пришли по его душу, и, не успев продрать глаза, открыл огонь из пистолета, который прятал под подушкой. Когда же, после всеобщего переполоха, выяснилось, что причиной паники была крошечная мышка, Владик подвергся суровому наказанию. Цент легко изловил грызуна, который бестолково метался по комнате, протянул пищащий комочек шерсти Владику, и приказал сатанинским гласом: