Кристина Юраш - Венец безбрачия

Я отдышалась, снова перечитывая начало договора, но хитрые буквы расплывались, не давая мне прочитать все условия. В голове пульсировала мысль о том, что женихи из серии «третий сорт не брак», которые разнесли мою квартиру, — это просто ширма, отвлекающий маневр! По сравнению с нытиками, нудотиками, маменькиными сынками и обычными козлами он выглядит действительно идеальным. И устоять невозможно, особенно когда у тебя мажет сопли по котлете очередной «прынц» с серьезными, как намерения, тараканами.

Хлопнула дверь, а по машине потек аромат кофе. Я подняла взгляд, глядя, как на приборную панель ставят два горячих стакана.

— Дамиан, — усмехнулась я, чувствуя, что дрожат не только руки, но и голос. — А ты мне ничего не хочешь сказать?

— Хочу, — усмехнулся демон, беря свой кофе. — Лазить по чужим бардачкам, наказанье мое, не самое милое времяпрепровождение и к тому же уголовно-наказуемое!

— То-то вижу, что мне на ногу упал Уголовный кодекс, — огрызнулась я, глядя, как у меня ловким движением руки вырывают договор.

— И что же мы там вычитали? — рассмеялся демон, делая глоток кофе.

— Я вычитала там то, что все, что ты делаешь, ты делаешь не потому, что я тебе нравлюсь, а потому, что это твоя работа! — глухо ответила я, не притронувшись к своему стакану.

— Наказанье мое, послушай меня внимательно, — тяжело вздохнул демон, глядя, как запотевает от моего кофе лобовое стекло. — Веками мы практиковали стандартный договор — выполнение желания в обмен на душу. Но небесная канцелярия настаивала на том, что в этом договоре должна быть прописана возможность для идиота избежать расплаты. Не буду вдаваться в подробности, скажу так, что если со стороны человека, искренне любящего идиота, будет принесено в жертву самое дорогое, что у него есть, то договор считается недействительным. И последнее дело по такому договору я проиграл. Я уверял, что это был акт идиотизма со стороны родственников, а небесная канцелярия посчитала это высшей формой любви. Пока мы обменивались бумажками, наш дорогой идиот тихо дожил до старости и скончался, попав в конкурирующую фирму. И меня в качестве наказания отправили туда, где справляется любой инкуб. Все женихи — это фикция для отвода глаз. Игру ведет инкуб — демон обольщения и соблазнения.

— То есть игры нет? — задумчиво спросила я, глядя в глаза демону. — Она заведомо проигрышная?

— Нет, почему же? — усмехнулся он, делая еще один глоток. — Есть те, кто влюбляется не на жизнь, а на смерть в очередного «жениха», выходит за него замуж без возможности расторжения брака. Но чаще всего игра выглядит так: пара-тройка дней, пара-тройка кандидатов — и вуаля! Инкуб обольщает девушку, она произносит заветные слова, а ее душа отправляется по условиям договора в ад.

— В ад… — эхом повторила я, чувствуя, что все внутри сжимается. — А как ты попал в игру?

— Небесная канцелярия настояла на том, чтобы я, тварь бессердечная, стал участником этой игры. Либо я доказываю, что любви не существует, либо… А впрочем, неважно. Пей кофе, пока не остыл.

Я молча вертела кольцо, боясь задать самый важный вопрос. Он вертелся на языке, но у меня не хватало духу нарушить все это волшебство самых прекрасных отношений в моей жизни.

— Что будет, если я выберу тебя? — глухо спросила я, уткнувшись взглядом в свой цветной стаканчик. Стаканчик молчал, улыбаясь радостной мордашкой смайлика «на позитиве». «Выбирайте наш кофе каждое утро!» — гласила размашистая надпись, опоясывающая одноразовое удовольствие. Я тоже выбираю «каждое утро». Я выбираю «каждый вечер», выбираю глоток нежности при расставании и глоток радости при встрече. Выбираю теплоту, которая разливается по душе, когда вижу улыбку. Выбираю сладость встреч и горечь расставаний, терпкие поцелуи и жаркие объятия.

— Я не знаю, наказание мое, — меня потрепали по волосам и сунули в руки кофе. — Просто наслаждайся каждым днем, проведенным вместе, как это делаю я. Что еще нужно для счастья? Хороший кофе, нежный поцелуй, идиот рядом, который всем доказывал, что любви не существует, причем делал это профессионально много лет подряд, а теперь смотрит и думает, что…

— Скажи честно, ты в нее поверил? — с предательской надеждой спросила я, делая глоток и судорожно проглатывая странный комок боли вместе с горечью не размешанного до конца эспрессо.

— А можно отсрочить заседание, уважаемый судья? — на меня смотрели карие глаза с такой мольбой, что пронеслась мысль о том, как выигрывается половина дел. — Я обещаю предоставить доказательства моей непричастности к этому великому и светлому чувству на следующем заседании!

— Понятно, — тяжело вздохнула я, уставившись на пластиковую крышечку, которую нервно обводила пальцами.

— Если таковые найдутся в моей душе, что маловероятно, — усмехнулся демон, глядя мне в глаза.

— Тебе не надоело притворяться? — горько усмехнулась я, снова уставившись на крышечку кофе. — Помнишь, ты меня спрашивал, почему я одинока? Наверное, потому, что просто не умею и не люблю притворяться чьим-то идеалом.

— То есть ты думаешь, что я притворяюсь? Почему ты не подумала, что мне действительно хочется казаться лучше, чем я есть на самом деле, когда ты рядом? Почему тебе в голову не пришло, что мне это может нравиться? Интересно, отчего же ты не допустила возможности того, что во время своей работы я придумываю, куда бы и под каким предлогом тебя сводить? — мне на колено легла рука, на которую я задумчиво смотрела, не отрывая взгляда.

Я сжала стакан с кофе, чувствуя, как с него слетает крышка. Еще немного, и оно бы расплескалось на новое платье.

— Ты действительно мое наказание… Ты хитроумно расставленная ловушка, в которую я сам не заметил, как попал, — меня поцеловали кофейными губами, а я чувствовала, что панически боюсь того момента, когда поцелуй закончится. — Ладно, поехали, наказание мое, я отвезу тебя домой.

Когда я выгрузилась с пакетами, бабушки у подъезда громко засопели, близоруко прищуриваясь в мою сторону.

— Ох, батюшки! — шарахнулась Матвевна, кутаясь в недоеденную молью шаль. — Неужто Светка? Всю жизнь, сколько себя помню, в лохмотьях ходила! Страшная, зачуханная, как пугало! Помнится, бывало, идет, а я думаю, что попрошайка.

Спасибо, буду знать! Я тут, оказывается, не на работу, а на паперть иду!

— И ведь скромницей была! — вздохнула бабка из соседнего подъезда, потирая укутанную поясницу. — А теперь что? Вырядилась! Глянь-ка, платье как подстреленное! И чулки видны! А побрякушек сколько! Слышь, ненаглядная! Все мужу расскажу! Совсем стыд потеряла!

Я поцокала каблуками в сторону двери, проверяя ключи. Поднимаясь по лестнице, я нашла свою правую тапку, которую сунула в пакет. На улице, сквозь открытое окно, раздались голоса: