Владимир Батаев - Отраженное мироздание. Тринадцатый воин [СИ]

Толя, Рели и Вероника расположились на заднем сиденье лимузина. Напротив них устроились Вотзефак, Вотзехелл и Синеман. Эти трое заснули сразу, Рели тоже отключилась быстро, а вот Толя и Вероника заснуть не могли. Они просто молчали в темноте, постепенно начиная тяготиться этим молчанием.

– Что-то ангела давно не видно, – сказал Толя, пытаясь начать разговор.

– Я видела его лишь однажды, – отозвалась Вероника.

– Кстати, зачем он тебя сюда приволок? – спросил Толя, тут же мысленно упрекнув себя за грубость.

– Это не он. Это я сама, наверное, – смущенно отозвалась Вероника. – Понимаешь, он принес мне чашу – зеркало Галадриэли. Чтобы увидеть в ней своего возлюбленного, надо лишь подумать о нем и коснуться воды губами…

Толя почти физически ощутил, как она покраснела.

– Любимого? – переспросил он. – И кого же ты представляла?

Вероника боролась со смущением несколько секунд.

– Тебя я представляла! – наконец выпалила она. – Потому что я люблю тебя! Поэтому он мне и чашу принес, что знал это! И первое, что я в ней увидела – это как ты целуешься с Рели!

– Господи, Вера! – прошептал Толя, обнимая ее. – Я тоже люблю тебя. Сильно-сильно, но только…

– Она? – спросила Вера.

– Да. Она мне тоже далеко не безразлична.

Вероника вздохнула, всхлипнула, а потом прижалась к Толе плотнее.

– Я боюсь, Толя, – прошептала она.

– Не бойся, мы справимся! Что может сделать нам дон? Да мы сейчас сидим в его лимузине!

– Не дона я боюсь. Я боюсь потерять тебя. Рели лучше меня, я понимаю. Она решительнее, смелее, красивее… Если ты бросишь меня, я пойму. Но как я буду потом жить – не знаю.

– Вера, – прошептал Толя. В темноте он нашел ее губы, и они поцеловались. Этот поцелуй был совсем не такой, как с Рели. Рели была опытней, это чувствовалось. Вероника же вся дрожала от смущения, и была очень напряжена… сначала. Потом она расслабилась.

– Я не хочу бросать тебя, – шепнул Толя.

Позже, когда Вероника заснула, положив голову Толе на колени, послышался голос Синемана:

– Ей ты сказал.

– Ты что, подслушивал? – возмутился Толя. – Я думал, ты спишь!

Никто не ответил.

– Син!

Нет ответа. Похоже, он сказал это во сне.

– Дьявольщина! – прошептал Толя. А через десять минут и он провалился в забытье.

Утром, когда солнечные лучи осветили грозную деревеньку Бабуня, где-то хрипло заблажил петух. Толя проснулся внутри лимузина, зевнул, включил подсветку салона, посмотрел на Веру и Рели, прильнувших к нему с разных сторон, и толкнул Вотзефака.

– Чего тебе? – не открывая глаз, спросил тот.

– Утро, – пояснил Толя.

– Будильника еще не было…

– Будильника?

– Будильника…

А в это время молодой человек по имени Тарас на цыпочках пробирался к дому местного старосты. Он очень хотел опохмелиться и знал, что староста всегда ставит на прикроватном столике бутылку самогона, чтобы лучше засыпалось.

Тарас подошел к дому, огляделся и пополз на второй этаж, цепляясь за каждую выемку в стене. Вот он добрался до нужного окна, схватился за подоконник, подтянулся… Вот староста, спящий головой к окну, вот бутылка на столике – только руку протяни. Тарас протянул руку. Вдруг старосту словно пнули. Он вскочил, уставился на Тараса бешеным взглядом.

– А-а-а! – зловеще произнес он. – Опять?

– Похмелиться бы, – жалобно сказал Тарас.

– Щас! – Староста наклонился и вытащил из-под кровати двустволку. – На тебе!

Тарас спрыгнул со второго этажа, когда раздался первый выстрел. Потом он побежал прочь, отчаянно петляя. Вслед ему неслись пули и вопли старосты:

– Вот тебе самогоночки, вот тебе опохмелка! Ба-а-а-лин, твою папу!

– Что это? – спросил Толя, услышав выстрелы и вопли.

– Будильник, – потягиваясь, объяснил Вотзефак. – Каждый божий день в девять часов. Эй, брат, поднимайся!

Вотзехелл проснулся сразу, Синемана пришлось потолкать. Девушки, проснувшись, настороженно посмотрели друг на друга и открыли дверцы машины. Все выбрались из лимузина и пошли к выходу, по пути пиная спящих.

– Бедный Филин! – вздохнул Вотзехелл. – Целую ночь привязанным к колесу грузовика…

Он толкнул двери и спрыгнул вниз. Филин, привязанный к заднему колесу, немедленно завыл:

– Козлы, вы чего делаете? Я в туалет хочу!

– А что с тобой еще было делать? – спросил Вотзехелл. – Ты ведь либо сбежишь, либо ночью всех прирежешь.

Он достал складной нож и разрезал веревки, спутывающие парня. Филин сразу вскочил и унесся куда-то в кусты.

– Не убёгнет? – спросил Толя.

– Да какая разница? – пожал плечами Вотзехелл. – Мафия сюда все равно не сунется – себе дороже. Мы в безопасности, друг мой!

Филин не вернулся. Никто его не искал.

Позже, когда все проснулись, Эвила, как самого платежеспособного, отправили в магазин за едой. Он набрал хлеба, пива, только что зажаренных бифштексов и помидоров. Все это было уничтожено за десять минут.

– Отлично! – сказал Соломон. – Сколько у нас есть денег?

– Я потратил на еду пятьсот рублей, – сообщил Эвил. – Столько же осталось.

Больше ни у кого денег не оказалось.

– Негусто, – заметил Сол. – Так, нам придется работать.

– Работать? – ужаснулся Вотзефак. – Зачем?

– Чтобы зарабатывать деньги, – терпеливо пояснил Соломон. – Чтобы жить, в конце концов! Как вы тут раньше жили?

Вотзефак и Вотзехелл переглянулись.

– Ну, как все, – пожал плечами Вотзехелл. – Так-сяк…

– Мы будем жить, как люди! – объявил Соломон. – Так, Мишут может выступать в каком-нибудь кабаке, Вингер пишет ему тексты песен, Толя устраивается в больницу, Годоворд… пока отдыхает. Кармэн!

– Я!

– Сможешь заполировать царапину на лимузине?

– Смогу, а зачем?

– Мы продадим его.

– Точно! – воскликнул Вотзефак. – Пару миллионов точно поднимем, я тут человека знаю. Можно и не работать пока.

– Давай сначала продадим, – предложил Соломон.

Первый день в Бабунях выдался очень насыщенным. Пока Кармэн полировал лимузин, Вотзефак аккуратно вывел свою машину из кузова. Беглый осмотр показал, что обращались с ней бережно.

– Ну, слава Богу! – вздохнул счастливый Вотзефак. – Так держать, старушка!

Остальные тем временем пошли в деревню на разведку. Деревня оказалась довольно большой – домов триста. Другое дело, что дома эти по большей части напоминали беспорядочно набросанные в кучу бревна.

Народ медленно просыпался. То тут, то там раздавались выстрелы, крики раненых и молчанье убитых.

– Нас убивает с колеса, и страх растет на дне колодца, – сказал вдруг Вингер.

– Это ты к чему? – поинтересовался Толя.

– Да, это из моего стиха. Написал в минуту депрессии.

– Расскажи!