Вадим Шефнер - Лачуга должника и другие сказки для умных (сборник)

– Это я наглядным методом учусь, – пояснил Толька. – Когда запомню вещь – снимаю или съедаю и вешаю другую.

– А рояль? – спросил я. – Или паровоз? Их тоже на проволоку?

– Не шути по-глупому, – обиделся Толька. – Это самый новый метод обучения. Это я в специальной брошюре прочел. Один человек таким способом изучил восемнадцать языков за год и написал эту самую брошюру.

Толька полистал словарь и важно сказал:

– Ви го то зе айленд Холидай то кип зе фловерс. Мы идем на остров Голодай брать цветы.

Мы вышли из дому и пошли по Среднему, потом свернули на Шестнадцатую линию но направлению к Малому и Смоленке. Толька и на ходу продолжал заниматься английским.

– Надо учиться думать на том языке, который изучаешь, – сказал он. – Вот, например, навстречу идет симпатичная девушка. Ты сразу же должен о ней подумать по-английски: «Шо из вери бьютифул герл». Или, представь, ты идешь, никого не трогаешь, а к тебе вдруг подбегает большая злая собака. Ты не должен теряться, а должен сразу же произнести в уме по-английски: «Ко мне подбежал греат дог – большая собака». Понял?

– Пока я буду произносить в уме, она возьмет да укусит меня.

– Если, в крайнем случае, она тебя и укусит пару раз, то это будет тебе только на пользу. Пусть себе кусает, а ты в это время думай по-английски: «Меня сейчас кусает одна большая злая собака». И ты эти слова уже хорошо запомнишь.

Мы пересекли Малый и шли по Шестнадцатой по направлению к мосту на остров Декабристов.

– Вот здесь я преподавал физкультуру, – показал я Тольке на площадку за изгородью. – Меня уволили с работы – ну что ж, пусть поищут другого такого!

Дети понуро сидели на скамейках и слушали воспитательницу, которая им что-то читала. Но не все. Некоторые, наиболее инициативные, не гасили в себе детской радости и играли в пятнашки в другом конце площадки. Это были настоящие пятнашки – от слова «пятнать». Там стояла бочка с зеленой краской, оставшейся от покраски ограды; дети окунали руку в эту краску и пятнали друг друга.

– Зе чилдрен шпилен ин ди пятнашки, – вдумчиво сказал Толька на трех языках сразу, и вдруг к нам подскочили несколько ребят нашего возраста и загородили дорогу.

– Четные или Нечетные? – спросил один из них.

– Мы нездешние, – дипломатично ответил я. – Мы не Четные и мы не Нечетные.

– Ви хэв но намберс, – сказал Толька. – Мы без номеров. А вы, скобарье, убирайтесь к черту!

– Еще ругаются! – загалдели ребята. – Они, верно, Нечетные, они, верно, с Семнадцатой!

– Ю из зе грет ослы и уши холодные! – строго сказал Толька, и с этого началась драка.

Толька отбивался старательно, я тоже дрался по мере сил – я был неуклюж, но не слаб. Однако под давлением превосходящих сил Четных нам пришлось отступить. Мы побежали за проходящим в это время трамваем, и Толька успел вскочить на заднюю площадку – и сразу как в воду канул. Я же вскочить на площадку не успел. Трамвай увез Тольку; впоследствии выяснилось, что он попал прямо в объятия кондуктора, а денег у него не было, и его довезли до кольца и сдали в пикет.

Я побежал к Смоленке и повернул направо. Здесь Четные прижали меня к воде, и я отбивался на краю берега. Вдруг я поскользнулся на свае и упал в речку. Враги мои сразу же убежали, а я остался барахтаться в воде. Но плавать я умел, так что ничего опасного в этом не было. Берег у Смоленки низкий – ведь при наводнениях эта речка первая в Ленинграде выходит из берегов, – и я ухватился за сваи и быстро вылез на сушу.

Народу, к счастью, на набережной не было, так что никто – как мне казалось – не видел моего позора. Возле берега, чуть подальше от того места, где я выкупался, стояло на цепях несколько частных шлюпок, и я решил забраться в одну из них и там выжать одежду. И вдруг со дна первой же шлюпки, к которой я подошел, поднялась какая-то не то девчонка, не то девушка в синем платье и захохотала. В руках у нее был черпак, она, видно, только что вычерпывала им воду из этой шлюпки. А теперь она сидела на кормовой банке, размахивала черпаком и смеялась.

– Глупый смех, – сказал я. – Ничего тут нет смешного. Это со всяким человеком может случиться.

– Я все видела, – сказала не то девчонка, не то девушка. – Ты плюхнулся в воду, как старая жаба. Я даже хотела спасать тебя.

– Меня не надо спасать, я сам кого угодно спасу, – ответил я. – А что это за дурацкая шлюпка у тебя? В первый раз такую вижу!

Действительно, шлюпка была странная. Один борт у нее был выкрашен белой краской, и на носу было написано «Магнолия». Другой борт был черного цвета, и на нем красовалось название «Морж».

– Эта шлюпка не дурацкая, – обиженно сказала не то девчонка, не то девушка. – Это шлюпка моего брата Кольки и одного его товарища.

И пояснила, что Колька и его товарищ оба копили деньги на шлюпки, каждый на свою. Но настало лето, а денег было мало. Тогда они объединились и купили одну. Но так как у них разные вкусы, то они никак не могли прийти к соглашению о цвете и названии. Поэтому они разделили ее на две части. Они считают, что у них разные шлюпки – у каждого своя.

– Ну, я пойду, – сказал я. – С меня довольно этих мучений. Тут у вас то в воду падаешь, то какие-то шлюпки двойные. Пока.

– Глупый, куда ж ты пойдешь, ты мокрый весь, – с неожиданной теплотой в голосе сказала не то девчонка, не то девушка. – Идем к нам, тебе надо высохнуть. И возьми весла. Ты их понесешь, и тебе не так стыдно будет идти. Все будут думать, что ты спортсмен. Это даже красиво.

– Красивого тут очень немного, – ответил я, беря весла.

Мы зашагали по набережной в сторону Пятнадцатой линии и вскоре через низкую подворотню вошли во двор, а потом – на черную лестницу, на второй этаж. Здесь на лестничном подоконнике сидел большущий рыжий кот с очень хитрой мордой. При виде нас он мяукнул и подошел к двери.

– Здравствуй, Лютик, – сказала девчонка или девушка, открыв дверь и первым впустив в квартиру кота. – Это очень умный кот, – пояснила она мне. – Если б все коты были такие умные, многое на свете было бы по-другому.

Я очутился в небольшой кухне-прихожей, где на стене висел большой отрывной календарь, прикрепленный к картине, на которой было изображено бурное море и плот со спасающимися людьми; вдали виднелся тонущий парусный корабль.

– Иди сюда, ставь весла и раздевайся, а я высушу и выглажу твое имущество, – сказала не то девчонка, не то девушка. Она повела меня по коридору и втолкнула в небольшую кладовушку с маленьким окном, потом ушла, закрыв за собой дверь. Я быстро разделся и бросил ей одежду. Стало слышно, как в кухне гудит примус.

Я стоял голый и рассматривал кладовку. В ней находился большой сундук, а на сундуке лежал разобранный лодочный мотор, мерцали баночки с суриком и тавотом, поблескивали гаечные ключи. На стене висело четыре отрывных календаря, один из лих был на каком-то непонятном языке, с непонятными буквами, вроде арабских. Мне вдруг показалось, что все это было уже – и эта кладовка, и лодочный мотор, и я стою голый и гляжу на календари. Позже я прочел где-то, что такое бывает со всеми, и называется это ложной памятью. Но тогда я очень удивился этому. Мне стало даже немножко страшно. Может быть, я все-таки сойду с ума из-за этого давнишнего падения с карниза? Я решил проверить свой ум и стал про себя читать стихи Лермонтова, а потом некоторые произведения дяди Бобы. Затем я начал повторять таблицу умножения – теперь я ее хорошо знал. Когда я дошел до семью восемь равняется пятьдесят шесть, послышались шаги, и девчонка или девушка сказала сквозь дверь: