Михаил Успенский - Там, где нас нет. Время Оно. Кого за смертью посылать

— Не велено, — ответил Жихарь.

Тут в кустах и деревьях словно вихорь прошумел, прошлогодние листы закрутились в столб и вынеслись к дороге. Когда листья опали, на их месте оказался седьмой Симеон, и на вид он действительно был много моложе братьев–однобрюшников. В руках скоропостижный гонец держал немалый бочонок.

— Быстро ты нынче обернулся, — поощрил гонца Столпник. — Не то что в прошлый раз.

— А за смертью вы его посылать не пробовали? — проникновенно спросил Жихарь.

Пришлось доставать свои припасы и братски делиться с семью Симеонами. А пили прямо из бочонка — через край.

— Вы мне, братья Симеоны, вот что скажите, — начал Жихарь, сыто откидываясь к дубовому стволу. — Во–он там должна быть деревня. Знаете ее?

Симеоны сразу как-то притихли, да что Симеоны — листья на деревьях перестали трепетать, птицы свистом подавились. Братья переглядывались опасливо промежду собой, делали пальцами знаки, отгоняющие всякую нечисть.

— Э–э, господин Жихарь, — провещался наконец Столпник. — Нет там никакой деревни, и ходить туда нельзя.

— Как это — нет деревни? Куда же она делась? Ну поморочили меня там два года назад, а других и вовсе не морочили…

— Нельзя туда, — повторил Столпник. — Вон Живая Нога туда бегал, так насилу вернулся.

— Он у вас, я гляжу, всякий раз насилу возвращается, — сказал Жихарь.

— Дяденька, — сказал Симеон Живая Нога. — Меня там чуть навсегда не приковало — и не по причине скороспешности. Там Недвижное Царство.

— Ну–ка расскажи толком, — потребовал богатырь.

— Толком он не может, — заступился за гонца Симеон Замерзавец. — Он, когда вспоминает, только плакать да икать способен — так уж крепко напугался. Добычу там, верно, можно взять богатую, да вот не унести… Старшой, покажи ему гусли–самогуды! Оттуда добыто…

Столпник с неудовольствием посмотрел на брата, потом крякнул и достал из лыковой торбы гусли–самогуды.

Ничем они не напоминали настоящие гусли. Не было на них ни струн, ни колков, да и пустоты внутри не было. Плоский продолговатый ящик с закругленными краями, с ручкой, чтобы носить, и с непонятными надписями и приспособлениями.

— Поначалу-то они здорово играли, — сказал Столпник. — За десяток скоморохов старались. А теперь то ли оголодали, то ли что…

Он положил ящик на землю и нажал корявым пальцем блестящий, как из полированного серебра, выступ. Внутри самогудов что-то действительно загудело, и страшный низкий голос, безобразно, словно варкалап, растягивая слова, сообщил:

— А–а ты–ы–ы тако–о–ой холо–о–одны–ы–й, ка–ак а–ай… — И замолк.

— Совсем наша бабочка обезголосела, — сказал Столпник. — Раньше пела складно, душевно, а нынче, видно, охрипла. Да и то сказать — ночуем под открытым небом, на холоде. Мы ее оттуда по–всякому выманивали — нейдет.

— Пока хорошо пела, надо было эти гусли какому-нибудь князю загнать за хорошую цену, — сварливо сказал Ветродуй. Весь воздух из него уже вышел. — Так нет, не дали — сами потешимся, сами потешимся… Вот и дотешились — впору выбросить.

— И много там таких диковин? — спросил Жихарь.

— Хватает, — боязливо сказал Живая Нога.

…На том месте, где в прежней деревне стояли ворота, поднимались густые заросли шиповника. Самое время было ему цвести, и дух вокруг стоял неимоверный и дурманящий.

Богатырь не поленился обойти заросли кругом. Кустарник стоял стеной, и не было в этой стене ни проходов, ни проломов, ни прорубов.

Жихарь хотел было снова обратиться к батюшке бору за подмогой, но не решился, потому что понял — к обычному лесу этот шиповник никакого отношения не имеет. Не просто так он здесь вырос: то ли обитатели бывшей деревни сами ото всех загородились, то ли проходил этой дорогой премудрый чародей и в мгновение ока вырастил колючую ограду, чтобы люди туда не совались себе на пагубу.

Богатырь и другой раз не поленился обойти заросли, покуда не наткнулся на сухостойную сосну. Иголки на сосне, которые еще не осыпались, были рыжими.

«Жалко, что никто из Симеонов на силача не обучался, — подумал он. — Вдвоем бы мы легче управились…»

Он вздохнул и уперся плечом в ствол. Солнце уже вытопило из мертвого дерева последние капли смолы, и паутинки из плетеной рубахи прилипали к золотистым потекам.

Богатырь толкал ствол и понимал, что нужно все сделать быстро, пока сила не ушла, — подкрепляться больше нечем. Столько еды зря перевел на шайку Симеонов! А с другой стороны, людской закон соблюл…

Засохшая сосна, видно, тоже поняла это: она заскрипела, зашаталась, вот уже и толстые корявые корни вышли из земли… Богатырь оставил ствол, ухватился за корни руками, как пахарь за сошники, громко зарычал и закричал, чтобы сподручней было, и дерево, словно убоявшись его голоса, выворотилось из земли, тяжко пав на живую изгородь.

Шиповник рос плотно, и верхушка сосны легла точно на него, не провалившись до земли, чего Жихарь опасался.

Дело было сделано. Богатырь посмотрел на вымазанные землей и смолой руки, подпрыгнул, вскочил на ствол и побежал по нему легко и ловко, словно белочка какая.

«Чуть–чуть сосны не хватило, спрыгну — вся спина в шипишинах будет», — подумал он и все–таки спрыгнул, оказавшись внутри колючего круга. Паутинная рубаха не подвела, а штаны зато порвались во многих местах — эх, не надо было русалку–рукодельницу проигрывать! Да кто же знал?

Перед ним лежала поляна — обычная поляна, только за шиповником было начало лета, а здесь — начало осени. Вокруг поляны шла другая ограда — железная, хозяин не пожалел дорогого металла. Концы прутьев ограды венчались как бы наконечниками копий, перелезать через нее было опасно: рука сорвется, и повиснешь, напоровшись… Если есть ограда, то должны быть и ворота…

У ворот стояли несколько самобеглых повозок — Жихарю с Яр–Туром уже доводилось видеть подобные в той жуткой стране, куда завел их оскорбленный леший. Но вот именно что подобные — на тех-то, маленьких и кургузых, ездили стражники–менты, а на этих, сразу видно, — цари, короли, богдыханы и магараджи. Здешние, понятно. Повозки были разноцветные, длинные, ярко блестели на солнце лоснящимися боками и колесными спицами.

Ворота были открыты, и Жихарь, не без опаски, вошел.

Потом поглядел налево…

На него, вытянув руки, летел здоровенный бритый мужик в чудной одежде — но и одежду такую богатырю уже довелось видеть и даже покупать.

Жихарь поднырнул под охранника и тут же выругал себя за трусость и невнимательность — мужик летел не трогаясь с места, он застыл в прыжке. Вот почему Недвижное Царство…