Михаил Успенский - Там, где нас нет. Время Оно. Кого за смертью посылать

— Съели? Съели?

— Ну ты и злопамятен! — сказал Жихарь. Леший повернулся к ним.

— Спасибо, — сказал он и обвел свои владения лапой.

— Старались, — ответил Жихарь.

— Первым делом закажу себе золотую карету, — предполагал Колобок. — Выпишу карликовых лошадок. Найму троих мелких арапчат — один за кучера, двое на запятках. Приоденусь как следует. Выкуплю у тех мужиков Глупого Милорда, чтобы гостей встречал… Ах, ведь мне еще домик нужен!

— Так и быть, пожертвую тебе собачью будку, — сказал Жихарь. — А я трое суток буду отсыпаться… Как жить-то хорошо!

— Помирать не надо, — согласился Гомункул.

— Ну, если баня не топлена, — сказал Жихарь. — Ох я всех разгоню! Ох я вложу ума! Ну да Кот с Дроздом такого не допустят…

Из сплошной зелени послышался свист. Леший откликнулся совиньм уханьем.

— Ты куда это нас привел? — закричал Жихарь. — Или мы тебя обидели?

— Тихо, — сказал Леший. — Не хватало еще людей сюда навести…

— Да вы что, сдурели?

Леший вывел их на поляну, к той самой разбойничьей избушке, где прошло детство богатыря. Ярко светились новые оконные рамы. На крыше сидел Кот и что-то там прилаживал. Из–за избы доносился визг пилы.

— Пришли, — сказал Леший и растворился среди веток.

— Ох, — сказал богатырь.

С противоположной стороны на поляну выбрел кузнец Окул, волоча за собой толстенную сосновую лесину. Увидел князя и пошел навстречу. Руки у него были все в смоле.

— Что случилось? — спросил Жихарь и понял вдруг, что за всякую победу нужно платить.

— Все живы, — сказал Окул. — Главное, что все живы.

— Да где же они? — закричал богатырь.

— Тихо. Спят они. В избе. Мы всю ночь сюда добирались… Если бы не Леший…

— Да ты можешь объяснить толком? — прошипел Жихарь.

— Я понял, — сказал Колобок. — Понял, что вместо золотой кареты будет мне медный таз…

— Вот так, — сказал кузнец. — А ты что думал? Что будут ковры под ноги стелить?

— Что случилось в городе, прокопченная душа?

— Княжеский терем сожгли, — сказал Окул. — И всех твоих там хотели сжечь.

Спасибо старым разбойникам, я бы один без них не отмахался. И места этого в лесу не нашел бы.

— Набег? — воскликнул Жихарь.

— Кабы набег. Свои. Наши, столенградские.

— А дружина куда смотрела?

— Ты же всех на заставы отправил. Да и не стал бы я надеяться на дружину.

Не будут они тебе больше подчиняться. Там теперь указчиками Заломай и Завид. Не казнил ты их в свое время, пожалел.

— А народ-то что же? Против законного князя пошел?

— Был ты народу добрый князь, а теперь ты народу первый враг.

— Это почему же?

— А кого за Смертью посылали? Кто ее снова в мир привел?

У Жихаря от обиды и ярости перехватило глотку.

— Так я же для них…

— Объясняй теперь. Когда Смерть воротилась, многие попадали замертво. Ну, кому-то от старости уже было положено, кто-то себе сдуру шею свернул, кого-то тюкнули сгоряча по темечку… Ты думал, они станут твои заветы блюсти?

— А Беломор что делал?

— Да косу эту дурацкую точил дурацким камнем. На него первого и набросились. Выживет ли, неведомо.

— Выживет, — сказал Жихарь. — Она к нему теперь добрая.

— Как белены объелись, — продолжал кузнец. — Мужики, бабы, детишки, старики… Орут: «Смерть Жихарю! Смерть пособнику Смерти!» Только могильщики да гроботесы за тебя заступались, но им тоже досталось. Княгиня хотела к народу выйти, да я не позволил, вывел через тайный погреб ее с княжнами и маленьким.

— Они-то чем виноваты?

— Вражеское семя потому что! — сказал Окул. — Когда терем жгли, казну твою растащили. Тут и дружина подоспела, мужиков раскидали, посекли, сами стали золото делить. Друг дружку тоже посекли, так что побитым гроботесам работы досталось много. Опять же ветер поднялся, сгорело чуть не полгорода.

— Ой, дураки, — сказал Жихарь. — А если соседи сделают набег? Кто их в бой поведет?

— Есть такое мнение, что снова надо звать на княжение Жупела–Кипучую Серу.

Образы его в каждой избе, даже на улицах намалеваны. Стоят вокруг зеленой лужи, той самой, из которой он народился, зовут, кличут, причитают… И, сказывают, бурлит что-то в луже, пена идет…

— А Карина к отцу ехать не захотела?

— Там же мачеха, — сказал кузнец. — Вот когда Жупел вылезет снова из грязи в князи, то Апсурда, конечно, к нему переметнется. А пока нечего у кривлян делать. Да и со степняками нашли время поссориться — договор разодрали, Сочиняевы гусли разбили. Теперь нас с восхода некому прикрывать.

Снова Жихарь оказался виноват перед всем белым светом.

— А твои-то как? Семья, подмастерья?

— На заимке, — сказал кузнец. — Где угольные ямы. Кузнецов, сам знаешь, от колдунов не отличают… Ох, Жихарь, как бы наш старый черт с крыши не сверзился!

Еле успели добежать до избы — почтенный разбойник действительно сверзился, да еще на лету заехал конопаткой по голове подхватившему его Жихарю.

— Вот, — сказал Кот, указуя на избу. — Теперь так не строят. Видишь, Жихарка, что творится? Правильно мы этих многоборцев всю жизнь грабили! И еще будем грабить! Вот у Дрозда ключица заживет — и пойдем опять по большим дорогам купцов досматривать!

— С вами, отцы, не пропадешь, — сказал богатырь, почесывая пораженную голову.

— Это так, — важно согласился Кот.

— Они с Дроздом чуть из–за бабки не подрались! — донес кузнец и подавился смехом.

— Круто наша полоняночка за дело взялась! — сказал Колобок. — Ликование в природе происходит. А всё мы! Так что не горюй! Случалось мне и во дворцах жить, и в хижинах убогих. Зато ты теперь понял, какие люди неблагодарные!

— Да нет, — сказал богатырь. — Они просто глупые, и даже не глупые, а… как бы это сказать… Ну, не выросли, что ли? Я бы, может, и сам несколько лет назад громче всех глотку драл у княжеского терема.

— Тоскуют по бессмертному житью, — сказал Окул. — Работать нужды не было, есть не хотелось… Можно было даже не дышать… А ты взял и враз их этого лишил!

— Да, — вспомнил Жихарь. — Кощей успел уйти?

— Еще как успел-то! Пятерых молодок за собой увел! — сказал Кот.

Кузнец вдруг помрачнел лицом:

— А вот сказитель Рапсодище не успел. Повесили его. Сочинителей всегда первых вешают, чтобы не сочиняли.

— Как же вы допустили…

— Не разорваться же было! И главное, кто? Те же, что вчера его песни слушали!

— Кого же они теперь-то слушать будут? Вот не ждал, не гадал, никогда за него душа не болела…

— Не терзайся, — сказал Окул. — Живучи на погосте, всех не оплачешь. Иди лучше к своим, только разбуди их тихонечко…

Жихарь снял с шеи Колобка и пошел в избу. Дверь Окул укрепил железными скобами, петли смазал — отворилась она бесшумно.

В сенях спал Дрозд, у самого порога, так что пришлось через него перешагнуть.