Дэйв Макара - Попаданы

Плату пришлось совершенно безжалостно запихивать их к "мальчикам" в гости, не взирая на все сопротивление, что они могли оказать его тяжелому боевому скафандру класса "Прорыв-Оборона".

Одной, с симпатичным личиком, стоявшей дальше всех и уже отрывшей для крика рот, Плат, недолго думая, сунул в него ствол "Котёнка" и покачал головой.

Ухватив её свободной рукой за поясок, собранный из металлических колец, он втянул девушку в раздевалку и, достав из крепления на бедре короткий нож, сперва, одним движением, обрезал поясок, демонстрируя, что нож — режет, а затем провел кончиком по собственному горлу, давая понять, что случится с девушкой, если она подаст голос.

Вытащив изо рта девушки легкий плазменный излучатель КТН-5, Плат обтёр его от девичьих слюней, о висящий на вешалке халат.

Из халата выпал прикинувшийся вешалкой студент и протянул толстую пачку денег, зажмурившись и вжав голову в плечи.

— Добрым словом и пистолетом, можно добиться больше, чем только добрым словом… — Мишт тяжело вздохнул. — Не знаю, кто сказал, но согласен полностью…

— … Так помолимся же богу нашему, Иисусу Христу, братья и сестры, во Хри… Хряк… — Стоящий передо мной мужичок, плешивый и толстый, согнулся напополам, получив от меня ногой в живот.

Не знаю, что на меня нашло, но, едва я услышал эти слова, буря протеста выдернула меня из задних рядов, в которых я привычно торчал и, дав разгон, остановила весь этот поток лядского бреда, которым нас кормили, впихивали, заставляли жрать, под видом истинной веры.

Добавив коленом, снизу, дождался, когда этот "светоч новой веры", гадский мессия, завалится на бок и добавил ему по ребрам, носком тяжелого рабочего ботинка, такого лёгкого на ноге, но спокойно ломающего стопку кирпичей, без неприятных последствий для конечности.

Подумав, добавил ещё раз по роже, для симметрии, разбивая её в кровь и выбивая зубы, загоняя их в живот этой твари.

Стоящие рядом люди замерли, все ещё раздумывая, что будет дальше.

Спасибо тебе, рабская религия!

Именно ты сделала нас такими: плюющими на себе подобных, срущими на нуждающихся и безропотно валящими на убой, едва это потребуется кривому божку, которого мы столько лет кормили, строили храмы, молились.

Мы отдавали себя богу, а он, нас предал, как предал до этого своих последователей, сбежав к папочке на небо и возвестив, что это всё — за наши грехи.

Враньё.

Даже евреи живут по Торе, а не по гнилой библии, писаной и переведённой одним бухим греком для другого…

… Словно ещё вчера, мы, все, сидели в тёплых каютах на борту корабля, вертящегося вокруг нашей новой планеты.

Все — в одинаковых, оранжевых робах, как юсовские заключенные.

Мы смотрели друг на друга и боялись посмотреть в глаза сидящего напротив.

Бортовой компьютер обрадовал нас, что из-за выработки всего запаса топлива, активировалась программа "колонизация" и теперь нас будет всесторонне поддерживать вся мощь кораблей и станут доступны все запасы, сложенные в их трюмах.

От дурной радости, мы ринулись в эти трюмы.

Спасибо, президент Юрьев!

Хорошо, что есть строительные машины, запасы на первые десять-пятнадцать лет, да всё остальное человечество спокойно продержится на орбите ещё лет сто, валяясь в стазис-коконах, пока мы приведём поверхность нашей новой планеты хоть в слабое подобие пригодной для жизни территории.

Будут спать дети, жены и старики, пока мы, те, кто покрепче, займутся делом.

И вот — "Мессия"…

ТОК высадил нас на берегу очень красивой и величественной реки, глядя на которую у меня перед глазами вставала другая — Иртыш.

Вольный и плавный…

Кто-то видел Волгу, кто-то Обь, кто-то Лену.

Мы видели "своё", что больше никогда уже не "наше".

Сегодня наш десятый день и первый — выходной.

Отдохнули, называется.

Всем кагалом выбрались в горы, что тянулись невдалеке от реки, облюбовали и…

— Значит так. — Вздохнул я и, выкрутив руку, заставил "мессию" встать на колени. — Если ещё остались слабые и глупые, демонстрирую правду жизни!

Я подволок к краю пропасти плешивую падаль, пытающуюся снова втюхать нам слабость.

— Вниз лететь метров сто. Если божок есть — своего мессиюшку спасти успеет. — Я от души наподдал религиозному подонку пониже спины, с удовольствием услышав, как хрустнули кости. — И так…

Через несколько секунд дикий вопль летящего вниз человека окончился смачными "Чмяк и Хрусь", доказывая, что бога нет.

— Если кто-то ещё хочет помолиться этому боженьке, оказавшись с голой *опой, на чужой планете… — Я обвёл взглядом оставшихся. — Пусть лучше сам спрыгнет…

Толпа, разом выдохнула и разошлась, оставляя меня у края пропасти одного.

Разумеется, они будут молиться — нельзя выбить рабство за один раз, продемонстрировав наплевизм бога в отношении своей паствы.

Это надо делать каждый раз, когда подобный ублюдок вновь возникнет перед нами.

Судить надо людей по делам их, а не по тому, последние они или, видите-ли, безвинно убиенные, как слабоумный Николашка, боящийся лодочных винтов, из-за того, что они де: "мелкие, юркие и незаметные", канонизированный, вместо того, чтобы быть проклятым, ибо отрекся от престола, бросив свою страну всем ветрам на растерзание.

Впрочем, какой божок, такие и святые, все, как на подбор — бухие, изможденные, врущие и жадные, завистливые, мелочные.

Ничего хорошего православие Руси не принесло.

Лишь гнилой род Романовых, из коих Петр I, что-то значил, а остальных, кто что-то делал — всех сгубила православная чёрная нелюдь, с крестами на пузе и иконами наперевес.

Поганая кровь царей Российских и смерть им поганая.

Всё сполна, по вере их — грехи родителей легли на детей, спалив в горниле революции.

Жаль людей.

А царей — нет.

А российских — вдвойне, втройне.

Повеселившиеся немки, сделали больше, чем собственное семя всего рода Романовых. Впрочем, а оставалось ли там оно, семя это?

Вновь понесло меня в дальние дали.

Стоп.

Я помотал головой, выбивая из неё прошлое.

Завтра мы снова разделимся на три смены и будем валить деревья, очищая место для нашего нового города. Настолько нового, что просто называем его Город и видим в своих снах широкие проспекты и ажурные многоэтажки, тенистые дворы, в которых бегает наша ребятня, наполняя их шумом и полётом мячей, разбивающих огромные окна.

Скривив своё лицо, придержал забившуюся жилку на виске.

Может именно из-за него, моего нынешнего лица, никто и не вступился за тварь, попытавшуюся вновь отнять у нас свободу и начать кормить божка-каннибала?

Может быть.

Но, тогда, я готов снова лечь в калечащее меня стазис-поле, чтобы выйдя из него, иметь силу, право уничтожать подобных, без малейшего права на возрождение…