Мобснабсбыт Ухорезов - Крестопереносец [СИ]

— Что делают бароны… Хм… Охотятся. Воюют. В походы ходят. Во! Веру чтут, Господа, Пресвятую Деву и сюзерена! Блюдут порядок, наказывают лихих людей, колдунов да ведьм… Юс прайм ноктис исполняет барон для своих пейзан, сил не жалея. Кстати, никому не надо? Пока ваш барон хворает — я за него.

Крестьяне, ошарашенные таким непомерным объемом обязанностей барона, восхищенно моргали и перешептывались.

— А мне нужно дров наколоть, таперича и просить как-то боязно…

— А у меня коза потерялась… Да ладно, сам найду…

— Огород вскопать… Не… то не баронская спфелизация…

— Ой, да что же энто делаеца-а-а-а! — внезапно заголосила какая-то пожилая пухленькая бабенка. — Ой, мамочки-и-и-и!!! Да не успел у нас собсный барон появиться, так сразу и захвора-а-ал!

— Во-во! — пробасил огромный, заросший по брови рыжей бородой, пузатый мужик. — А ежели я энтот… Юс прайм ноктис, захочу, срочно? Кстати, шо энто?

— А я знаю, одну ведьму, знаю! — выскочил вперед мелкий мужичонка. Тот самый, который Константину общинные штаны отдавать не хотел.

— А чем захворал то барон? И вообще, кто он?

Но Константин, уже вычленил в общем гомоне ключевое слово, которое действует на большинство правильных рыцарей, как красная тряпка на быка.

— Ведьма? Где? Кто?

— Ведьма, вот те крест, истинная ведьма! — Мужичок мелко закрестился. — Теща моя!

— Да тьфу на тя, Нафаня! — Внезапно перестала голосить толстая бабенка. — Какая ж она ведьма? Бабка она повивальная, ну и коз лечит, коров… Кости может вправить. Сам ведь постоянно у ней зубы свои гнилые дергаешь!

— Лекарка? — догадался Полбу. Такое и правда, бывало частенько. Найдут крестьяне, какую бабку, которую не жалко, и начинают в ведовстве обвинять. Ведь за выявление ведьмы награда полагается. А лекарки, они как раз в группе риска. Все о них знают, все услугами пользуются. А вот что не так — сразу ведьма. И на костер. Ведь имущества лекарки за свои услуги много нажить успевают… И те рыцари, что пожаднее, или поглупее, давно уже всех лекарок перевели на своих землях. А вот Полбу — не такой. Он всегда тщательно разбирался, и в голословные обвинения не верил. До зарождения института инквизиции оставалось еще лет пятнадцать, но с благословления кардинала, на землях Шардо и Бельд, был устроен революционный социальный эксперимент.

Инквизиция в одном отдельно взятом баронстве. Занимались этим делом, само собой, святые отцы. Полбу же, как владетельный барон, лишь утверждал приговоры, или отправлял на доследование. И, нужно признать, отправлял гораздо чаще, нежели утверждал сразу. И в половине этих случаев, выяснялось-таки, что зазря в ведовстве человека обвинили. И его, счастливого хоть и побитого отпускали.

— Ага, а почему у нее черный кот живет? А почему молоко киснет, кода она в гости приходит? А почему…

— Нет, нет! Не о том мы! Нужно о Лихомане ему сказать… Ой… — молодая девушка, окруженная односельчанами, зажала ротик руками. Все без исключения крестьяне уставились на нее, и немного попятились. — Да… Простите… Забыла… Нельзя…

— Эх, Любимка! Коса долга, да ум короток!

— Даже и не думай, о том, чтоб, об ентом, думать!

— Может пронесет? Не расслышит?

— Ага, Лихо… ой, прости Господи, Ли… Лишай ему на лысину, он да не услышит?

— Вот, откель она взялася, а? Кто девку сюды пустил?

— Куды — сюды? На улицу?

— А старосты то и нету до сих пор…

— Вот, Боромир Фродович, куда ж ты делси…

— Вот зачем она это сказала, а?

— Теперь, все… Призвала. Придет беда — отворяй ворота…

— Стойте, стойте! У нас же барон есть! А пусть и правда нас защитит, а? Ведь ента нечисть раньше полуночи точно не вылезет… Может успеет?

— Да что он смогет-то один? Дружина вон приходила, и что? Все седыми ушли, да половина заики таперича. А вторая половина до сих пор в портки прудит!

— Просто нельзя поминать ее, на погосте-то! Все ведь знают!

— Да еще и на ночь глядя…

— Ну, сделанного, не воротишь…

— Таперича точно придет. Ну, Любимка, выдрать бы тебя… Че? Хворостиной, я имею ввиду!

— Сэр, а Сэр… Тут такое дело…

Но умный рыцарь снова все понял заранее. Какая-то нечисть, селянам жить мешает. Ранее, в своем мире, он нечисти помимо еретиков, колдунов, да ведьм не встречал. Но точно знал — есть она. Все время о ней святые отцы рассказывали, да предостерегали… И вот, сподобил Господь! Одолеет он нечисть поганую, и пейзанам поможет, и во славу Господа подвиг свершит, и наказ Боромира выполнит… И, может, одарит его Дева Мария за усердие очередным ту-ду-ду. Очень уж барону понравилось чувство, которое в комплекте с ту-ду-ду идет.

— Рассказывайте! — потребовал, гордо подбоченившись, барон. — Борьба с нечистью — наипервейший долг крестонесущего рыцаря!

Селяне же, как то с сомнением посмотрели на босого, пушистого, человека. Одно дело дьяку в морду дать, а другое… А хотя, чего мы теряем, подумали они хором. Как это можно — подумать хором, объяснить сложно, но у местных получилось.

— Так вот, тут такое дело… — вперед снова вышел толстяк, которому юс прайм ноктис был интересен. — Староста наш, запропастился куда-то. С обедни не видать, а то б мы к нему сразу, первым делом, ага… Общинные дела, энто он решает, но кады не могет — я за него. Митрофан Силович я, значится. И вот, хочу тебя попросить, Сэр, раз уж ты бароном работаешь… Селенье наше защити, а? А уж мы не поскупимся, энто… отблагодарим… за энто… значица…

Селяне закивали, соглашаясь. Над головами, даже у тех, у кого ранее не было, появились желтые загогулины с точками.

Константин хмыкнул и уже привычно нажал подушечку с двумя буковками. Кнопку да, поправил он себя.

Загогулины резко сменили цвет, из желтых став бледно синими. А перед глазами рыцаря побежали строчки, но он не обращая на них внимания обратился к заместителю старосты.

— Что за нечисть-то? Искать где? Вообще, расскажи все, о ней.

— О нем… Но, энто, имя я его говорить не буду… Здеся… Вон, вякнула одна, и то боимся теперь… У прошлый раз, такое было, такое… Вот выйдем за погост — там и скажу. А вы, други, расходитесь… Да хорошенько помолитесь за упок… Хмм… во здравие смелого Сэра. Ему сегодня любая подмога сгодится, даже малая… Вы энто и сами знаете…

И повел, мало что понявшего Константина, прочь из селенья. Крестьяне, тоже, кто поодиночке, кто малыми группами, стали расходиться. Причем, как-то грустно, будто извиняясь, поглядывали на барона. Видно было, жалеют уже, что невинного человека на такое опасное дело подрядили.

— Лихоман, тьфу на него, энто чудищ такой… — стал объяснять Митрофан Силович, когда от блжайшей избы уже шагов пятьдесят было. — Живет на старом кладбище, еще прапрадедами нашими заброшенном… И проклятом. Потому, заброшенном, что никто не помнит ужо, кто именно там похоронен. Но померли они давно, а значитца, не по-христиански погребены. Ни одного креста на том кладбище нету, лишь плиты каменные да булыганы с закарюками странными-позабытыми. И плиты эти каменные, будто домики установлены, а внутри покойники… С косами. Иногда, ночами безлунными, когда не спится им, выползают они оттуда и стоят вдоль дороги… Многие их видели, тут главное не подходить, и не заговаривать… А то с собой утащут. Вручат косу… И будешь тоже… с ними… стоять… В тишине. Тоске. И энтой… маниакальной депрессии, вот.