Мобснабсбыт Ухорезов - Крестопереносец [СИ]

— Очнулся, болезный? — прогудел самый бородатый, тот что степенно шагал в середине. Слов Полбу не разобрал, но понял — пейзанин проявляет участие. Кивнул. Как бы им объяснить, что ему священник нужен срочно…

— Пошли с нами, — махнул рукой другой бородач. — Посадник приехал, посмотреть на тебя хочет. И даже епископ с ним.

Константин, из всей речи, уловил лишь одно слово «Епископ». Слава, тебе Господь Великий! Слава!!!

Полбу мигнул. Мужички засветились неярким, вполне отчетливым сиянием. Яко ангелы, подумал рыцарь. Только вот, воспринимать их как ангелов, мешал тот факт, что над головами у них вместо нимбов сияли зеленые направленные вниз стрелочки.

Дабы, нам с вами было проще воспринимать окружающие сейчас барона Шардо и Бельд реалии, расскажу куда он попал. Полбу это все выяснит по ходу дела, а вот вы будете уже в курсе, и заострять внимание на географических и геополитических деталях я больше не стану.

Погост, а был это именно погост, а вовсе не деревня, был большим. Дворов двадцать пять, не меньше. И даже церковь имелась, хоть и маленькая. Мы бы сказали — районный центр. В округе раскиданы деревеньки по три-пять дворов, крестьяне с которых, административно подчинялись старосте погоста.

Посадник Володимир Ярович, поставленный новгородским князем Святославом Всеволодовичем, подчинялся, вроде как, непосредственно хозяину Бежецкой Пятины Ермаку Васильевичу. Но на самом деле радел именно князю. Таких посадников, управляющих несколькими погостами и волостями, входящими в состав Пятин, двойных агентов князя, в Новгородской республике было завались. Через одного, а то и больше.

Пятин, как несложно догадаться, было пять. Нам интересна из них всего одна — Бежецкая. Располагалась она на востоке Новгородской земли, там, где сейчас привычная нам Тверская область находится.

О политике и географии хватит. Теперь о религии.

Епископ Бежецкий, отец Кондратий, по случаю, в это самое время гостил у друга детства и юношества Володимира.

Кондратий, грек по рождению, провел нежные свои годы вместе с отцом-торговцем-шпионом в Новгороде. Потом, когда исполнилось ему четырнадцать, отправлен был на родину. Прошел обучение, послушничество, заработал авторитет, достиг определенной планки, выше которой уже на одних способностях не залезешь, и попросился назад. В Новгород.

В то время, все церковное начальство на Руси, назначалось исключительно Константинополем. Ехать в эти медвежьи углы особо никто не рвался, и Кондратия с удовольствием отпустили.

В самом Новгороде уже был Архиепископ, и подумав немного, помолясь, он назначил приехавшего тридцатитрехлетнего Кондратия епископом подведомственного Бежецка.

С тех пор, прошло уже пятнадцать лет, Архиепископу стукнуло семьдесят, стал он немощен, разумом небыстр, и почти всеми делами епархии заведовал отец Кондратий. Хотя, номинально, числился все еще рядовым епископом заштатной Пятины.

Вкратце — все. Кому интересны подробности — вики в помощь.

…

За столом в большом светлом доме старосты сидели четверо.

Сам староста Боромир, посадник Володимир Ярович, отец Кондратий и еще один человек.

Первые трое неспешно закусывали, вспоминая голопузое детство, и будто не замечали четвертого. Тот, прихлебывая из высокого кубка квас, ухмылялся в усы и молчал.

— Боромир, ну ты даешь. Третий Прибывший за год… Намазано у тебя чем-то, что ли?

— Да что, Ярович, виноват я? Они же сами…

— Да никто тебя не винит, успокойся. Просто, во всех прочих погостах да волостях, дай то бог, пятеро за пятнадцать лет. А у тебя…

— Может чуют они, что Боромир наш погуливал-пошаливал по молодости? Вот и тянутся к душе родственной. Все же как один — разбойники, — улыбнулся епископ.

— Ну, хватил ты, Кондратий… А ну, да, да… Отец Кондратий, конечно, отец… Ну, никак не могу привыкнуть, что отец меня на два года младше и буцкал я отца в детстве, по чем зря! — и посадник с епископом рассмеялись. — То, что было — быльем поросло. Никто не помнит ужо Борьку-Сажень. Нету Сажени, был, да весь вышел… А есть на его месте, уважаемый староста Боромир. Преданный и честный. Верно я говорю?

— Вернее не бывает, — широко улыбнулся староста, и появилось в его лице что-то такое… Хищно-хитро-веселое. — Но где клад, все равно не скажу. Да и нету никакого клада.

— Ну ты, жучара, ну жучара!!! Доиграешься у меня, додразнишься! — Володимир шутливо погрозил старшему товарищу по детским играм пальцем. — Вот сведу в пыточную…

— Да нету у тебя пыточной.

— Специально для тебя построю, и сведу. Выдам палачу перышко…

— Ты, Ярович, того… Не шути так. Я с детства щекотки боюсь, знаешь ведь. Кнута, клещей не боюсь, а про перышко… бррр… даже не говори.

В дубовую дверь застучали.

— Заходите! — крикнул хозяин. — Привели?

— Привели, привели… Ой… Мое почтение, посадник. Батюшка, благослави…

— Благословляю на дела добрые и жизнь по-божески, — перекрестил троих вошедших мужичков епископ. — А где гость-то?

— На дворе мнется, зайти боится.

— А чего боится? Били?

— Да как можно, юродивого немца-то!

— Отколь думаете, что немец?

— Да лопочет чего-то, бубнит, гудит будто немой, безъязыкий. Немец и есть.

— Боромир, ты же говорил на латыни он разговаривает?

— Да я чего? Я ихнее бормотание неразумию. Так, попадались по молодости… кхммм… Неважно.

— Ну ладно, — хлопнул в ладоши посадник. — Го посмотрим.

— Чего посмотрим? — спросил Боромир.

— А, да не обращай внимания, — махнул рукой епископ. — Вечно этот… ммм… раб божий, какие-то словечки вставляет. И где берет-то, где нахватался…

— Не придирайтесь. Пойдемте Прибывшего смотреть.

И трое друзей вышли. А четвертый, так и не проронивший за все время ни слова остался. Посидел минутку, сгрыз пряник, запил ядреным квасом, уменьшился до размеров мышки, и спрятался за веник.

Константин за недалекую дорогу от сарая до дома старосты три раза отдыхал и десяток раз падал. Тело, будто чужое. Ноги заплетались, несильный ветерок сдувал на обочину, перешагнуть валяющуюся ветку — уже половина подвига.

В широком дворе, явно через-чур зажиточного пейзана, непреодолимой преградой стала лестница в четыре ступеньки, ведущая на крыльцо. Трое бородачей, видно, хотели помочь, а то и понести несчастного, но рыцарская честь не позволила Полбу принять помощь грязных пейзан. Хотя… Не таких уж и грязных. Почище большинства ноблесов будут, с удивлением и внезапной досадой отметил про себя барон. Но тут же поправился, телесно они может и чище, но ведь главное — чистота духовная, внутренняя. И тут с рыцарем-крестоносцем, воином Господним, не им тягаться. Даже и сравнивать смешно. За такое сравнение и по лбу можно. Даже нужно. Но не себе же…