Константин Соловьев - Восьмое Небо

- Тем хуже для них. Только пусть не уповают на белый флаг. Для пиратов он как красная тряпка для акулы.

Не рисуется, понял Габерон с какой-то накатившей вдруг тоской, не валяет дурака. Кажется, действительно решила сразиться с целой формандской эскадрой. И как с ней иметь дело? Как понять, что у нее на уме? Как предсказать ветер, который рождается из ничего и дует в любом направлении?

- Не спеши, - попросил он, положив руку на эфес шпаги и заставляя ее опустить клинок, - Дай-ка лучше мне ту штуку, дядя Габби сыграет им увертюру…

- Гелиограф? – удивилась Ринриетта, - Что ты собрался им сказать?

- Сейчас узнаешь. Не все же время говорить пушкам…

Он взял протянутый ему гелиограф громоздкой, безнадежно устаревшей конструкции. Повозился немного, ловя в отражатель солнце, потом положил пальцы на гашетку и быстро, почти не задумываясь, стал отщелкивать вспышки. Лишь звенели металлические шторки да озадаченно сопел где-то за плечом Тренч.

- «Благонадежный тунец в превосходном костюме неспешно парит на юго-восточном ветру»? – изумилась Алая Шельма, - И ты еще пенял мне за сигналы? Это же белиберда, это…

- Тс-с-с. Возьми-ка лучше трубу.

Она взяла подзорную трубу и вдруг замолчала.

- Что там? – беспокойно спросил Тренч, когда подошла к концу вторая или третья минута напряженной тишины, - Что вы видите?

- Они возвращаются на прежний курс, - сквозь зубы сказала Алая Шельма, не отрываясь от трубы, - Эскадра проходит мимо нас. Велика Роза, Габби! Они уходят! Уходят!

Не в силах выдержать изумление и восторг, Алая Шельма расхохоталась, после чего обессилено опустилась на колени. Габерон ухмыльнулся, потратив на это, кажется, последние оставшиеся силы. Не церемонясь, уронил хрупкий гелиограф на дно шлюпки и набрал полную грудь воздуха. Настоящего, чистого воздуха, не отравленного Маревом. Сладкого, как молодое вино и прозрачного, как горный хрусталь.

- Только не проси рассказать секрет фокуса. Иногда все очарование – в неведении.

- Ты отпугнул чертову формандскую эскадру во главе с линкором! Это какое-то волшебство? А ну отвечай, прежде чем я не использовала эту саблю для того, чтоб посмотреть, сколько фокусов еще прячется у тебя внутри!

Габерон зевнул. Не специально, так вышло само собой. Несмотря на бьющие в глаза солнечные лучи, почти не смягченные облаками, нестерпимо хотелось спать. Слишком много сил потрачено за последние сутки. Подобное напряжение не может не сказаться на коже.

- Я думал, ты и сама догадалась, - он шутливо козырнул ей, - Ты же знаешь, я когда-то был офицером. Три золотых шнура.

- Это… Это какой-то тайный код, да? – глаза Алой Шельмы загорелись знакомым огнем, - Шифровка? Ты передал им какое-то сообщение?

- Код?.. Наверно, можно сказать и так. Скорее, условный сигнал «для своих», принятый среди формандских офицеров. Иногда бывает полезно передать что-нибудь коллеге, не посвящая в это посторонних или начальство. И, судя по всему, я еще не забыл всех секретных знаков.

Алая Шельма разглядывала его с откровенным подозрением.

- И что ты им передал?

- Этот сигнал не имеет дословного перевода. Что-то вроде «Я свой, не обращайте на меня внимания».

Алая Шельма недоверчиво приподняла бровь.

- И этого было довольно, чтоб боевая эскадра во главе с линкором свернула с пути?

- Маленькая шлюпка не очень-то похожа на источник больших неприятностей, а им еще целое небо вверх дном преворачивать… Удивительно, что за столько лет они не сменили кодов. Вот уж точно разгильдяйство! Прав был Дядюшка Крунч, старая мясорубка, в прежние времена порядка на флоте было больше…

- А если бы… если бы сменили? – осторожно спросила Ринриетта.

- Тогда бы нас расстреляли, - он безразлично пожал плечами, - Только и всего. А теперь дай-ка мне свой сюртук. Всемогущая Роза, как же от него разит Маревом и варом!.. Но ничего, сойдет.

- Для чего? – настороженно спросила Алая Шельма, передавая ему скомканный сюртук, - Еще какой-нибудь фокус? Хочешь использовать его в качестве вымпела? Опять какое-то секретное сообщение?

- Нет, - Габерон поймал луч солнца, подмигнул ему в ответ и, швырнув сюртук на дно шлюпки, устроился сверху, - Всего лишь использовать в качестве подушки. Кто-нибудь, займитесь парусом. И не будите меня в течении следующих пятнадцати часов. Вы даже не представляете, насколько здоровый сон важен для кожи!..

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ВЕДЬМЫ И ИХ КОТЫ

Три глупеньких милых сардинки

Любили мазать на спинки

Крем от загара

Из старого вара

Средь рыбок есть тоже блондинки

Динк Эйэруэй, «Лимерики хромого китобоя»

Зрелище было диковинное, непривычное, завораживающее.

Коснувшись щербатой поверхности стола, вилка вдруг вздрогнула, точно стрелка компаса, почуявшая манящее дыхание магнитного полюса, и шевельнулась по часовой стрелке. Медленно и неспешно она сделала два оборота, после чего на миг замерла и стала мелко вибрировать, едва не подскакивая над столешницей. Так обыкновенно ведут себя столовые приборы, когда корабль попадает в воздушную яму или входит в резкий бейдевинд, но «Вобла» сейчас шла тихим и спокойным ходом, не меняя высоты.

Вилка была самой обычной, железной, щербатой, но Корди наблюдала за ней пристально, во все глаза. Она знала, что сейчас начнется самое интересное.

И оно началось. Зубцы вилки охватило неяркое свечение, затем металл вдруг стал зыбким, податливым, текучим, точно его плавили на невидимом тигле, зубцы стали скручиваться, собираться вместе, образуя подобие лепестка, выгибаться…

- Есть! – воскликнула Корди, прижимаясь к столу так крепко, что заболел подбородок, - Есть! Смотри-ка, Мистер Хнумр!

Вместо вилки на щербатом столе каюты лежала ложка. Самая обычная железная ложка, потертая и явно не один год бывшая в употреблении. Но Корди взяла ее в руки с таким почтением, точно она была волшебной палочкой самой могущественной ведьмы северного полушария.

- Как настоящая… - благоговейно прошептала Корди, гладя пальцем тусклый металл, - Ты представляешь себе?

Мистер Хнумр не ответил. Совершенно равнодушный к чудесам, он капризно шипел, тщетно пытаясь достать языком закатившиеся между досками палуба горошины.

Корди поспешно вытащила потрепанный фолиант, озаглавленный «Жорнал учота» и раскрыла его на последней странице. Все необходимое – переносная чернильница и зажатое в щепке перо из плавника марлина - было у нее в карманах жилета. Несколько секунд она размышляла, наморщив лоб и почесывая пером кончик носа, потом вдохновенно принялась писать, оставляя на бумаге россыпи неуклюжих, повернутых во все стороны света букв:

«Читвертая каюта на пятой палубе. Ешли паложить вилку на стол в шесть чясов пополудне, она привратится в лошку, но толька ешли повернута чиринком на юго-запад».