Константин Соловьев - Восьмое Небо

- Принцесса-камбала… - выдохнула Корди, чувствуя, как предательски немеют ноги при одной только мысли об этом.

Это даже не прогулка про фока-штагу. Это форменное самоубийство. Проскочить мимо своры разъяренных, опьяненных злостью, акул, каждая из которых расправится с ней быстрее, чем Ринриетта – с кусочком пастилы…

- Живее! – загромыхал Дядюшка Крунч. От его увесистой оплеухи очередная акула крутанулась вокруг своей оси, совершенно потеряв ориентацию в пространстве, - Внутрь, рыбеха! Внутрь!

Корди побежала. Нарочно без подготовки, чтоб трусливое сердце не успело все испортить. На выдохе, безрассудно, оттолкнувшись левой ногой от палубы. Просто прыгнула, как привыкла прыгать, перебираясь по рангоуту, и понеслась вперед, туда, где за мачтой угадывались, полускрытые снующими акульими телами, контуры трапа.

Первые несколько футов она миновала легко – внимание акул было сосредоточено на Дядюшке Крунче. Корди оставалось лишь резко сворачивать, минуя их острые хвосты. Мистер Хнумр больно впился ей в плечо когтями и едва слышно поскуливал. Очутившись среди щелкающих челюстей, он мгновенно растерял все запасы былой отваги и представлял собой довольно жалкое зрелище. Но времени его утешать не было. По правде сказать, времени не было даже для того, чтоб лишний раз моргнуть. Корди старалась бежать бесшумно и обходить хищниц кругом, но ее выдал запах. Запах чертового акульего варева, которое отпугивало акул не больше, чем ароматный соус отпугивает любителей бифштекса. Ощутив его концентрированное присутствие, акулы стали медленно отступать от орудующего кулаками Дядюшки Крунча, беспокойно поводя треугольными головами. Запах человека, наложившись на запах зелья, заставил и без того взбудораженных рыб нервничать и кружить по палубе.

Корди проскользнула под брюхом у огромной голубой акулы, едва не полетев вверх тормашками на скользкой палубе, отскочила в сторону, едва миновав вторую и чуть сама не залетела в разверстую пасть третьей. Много акул, очень-очень много акул, по крайней мере, для одной юной ведьмы, которая и ведьмой-то считаться не может…

У самой мачты она наткнулась на тупорылую акулу-мако. Старый и опытный хищник, мгновенно поняла Корди. Не только по размеру, но и по тому, как та стояла в стороне, позволяя своим более юным товарками разбиваться об оборону голема. Но старость не притупила ни ее акулье чутье, ни охотничьи инстинкты. Едва лишь Корди приблизилась к ней, мако, молниеносно хлестнув хвостом, развернула свое серое, гладкое, точно обточенное множеством ветров, тело.

Черные выпученные глаза, казавшиеся пустыми и мертвыми, вдруг подсветились изнутри жутким плотоядным огоньком. Эта акула знала вкус крови не понаслышке. Она любила кровь, сладкую, как хорошо выдержанное вино, кровь людей. Корди почувствовала это, как чувствовала крохи магической силы, рассеянные в воздухе. А еще она почувствовала тяжелую и затхлую ненависть акулы. Ненависть к этим самонадеянным кускам сладкого мяса, которые осмеливаются подняться в воздух, вторгнуться в чертоги, веками принадлежавшие акульему племени. Мако открыла пасть, полную загнутых крючковатых зубов. Из пасти повеяло чем-то гнилостным, ядовитым, смрадным. Корди увидела розовые бугры акульего нёба и какие-то бесформенные наросты-бородавки на акульем носу. На плече у нее защелкал насмерть перепуганный вомбат.

Дядюшка Крунч успел вовремя. Не обращая внимания на трех или четырех впившихся в него акул, он заскрежетал и обрушил на старую мако оба кулака, вмяв ее в палубу и оглушив. Поздно – все новые и новые акульи головы поворачивались в сторону Корди. Одна, две, три… Все с черными непроницаемыми глазами, все с ощерившимися пастями. Обломав зубы об обшивку абордажного голема, акулы вдруг осознали, что все это время у них под носом был кусок мяса. Двуногая рыба, не очень большая, но выглядящая вполне соблазнительно, к тому же распространяющая вокруг себя манящий запах варева. И их древние инстинкты, похожие на примитивных гомункулов, привыкших оперировать лишь самыми простыми командами, дали сигнал: это добыча!

Корди замерла. Потому что в уставившихся на нее черных, как огромные ядовитые ягоды, глазах, мгновенно прочла все. В этот раз ей не спастись. Она не успеет добежать до трапа. И Дядюшка Крунч не успеет придти на помощь. И больше не будет никакой юной ведьмы, а будет лишь лежащая на палубе растерзанная шляпа…

Как странно, в те две секунды, что ей отпущено было жить, совершенно пропал страх. Будто и не было его никогда. Изогнутые акульи зубы, которые смотрели на нее со всех сторон, вызывали лишь отвращение, но не тот смертный ужас, что прежде сковывал ее. «Ну и жрите!» - хотелось выкрикнуть ей прямо в уродливые глупые акульи морды. Не было ни страха, ни жалости к себе, только ужасная досада. Ни за что пропала, дуреха. И ладно бы сама, заслужила, так еще и мистера Хнумра погубила…

Мистер Хнумр, обнаружив вокруг акульи пасти, сам обмер от испуга. При мысли о том, что его сейчас разорвут в клочья, Корди едва не взвыла в голос. Только не Мистер Хнумр! Только не трожьте ведьминского кота, отродье трески! Не думая, что делает, она сорвала вомбата с плеча и накрыла собственным телом, ощутив, как мелко дрожит его теплый мягкий нос. Перепуганный не меньше хозяйки, Мистер Хнумр не шипел, он съежился в пушистый комок и едва слышно дышал.

Корди видела, как к ней приблизились акульи пасти. Промаха не будет. Акулы шли на нее уверенно и целеустремленно, как заходящие на боевой курс дредноуты. Такие не ошибаются, не сдают назад. Сейчас она превратится в тысячу маленьких ведьм. Главное не думать об этом, ведь это наверняка ужасно-ужасно больно и…

Корди изо всех сил зажмурилась.

Интересно, она попадет на Восьмое Небо? Едва ли туда пускают таких пустоголовых сардинок, как она, но как знать?.. Вот бы здорово было посмотреть, как там все устроено, хотя бы одним глазком, а потом послать весточку Ринни…

Смерть все не приходила. Корди ожидала боли и ужасно боялась ее, но боли почему-то не было. Неужели умирать в акульих челюстях так спокойно? А она, глупенькая, боялась… Но почему нет отвратительного запаха из их пастей, почему она не слышит, как лопаются ее собственные кости? И почему где-то далеко-далеко потрясенно ругается Дядюшка Крунч?..

Корди открыла глаза. Это далось ей тяжело, каждое веко словно весило по тысяче фунтов. Но когда оба глаза наконец распахнулись, она не смогла сдержать потрясенного вздоха.

Акул не было. Палуба вокруг мачты была пуста и лишь жуткие сколы на досках да глубокие борозды в дереве указывали на то, что еще недавно здесь кипел настоящий бой. Поодаль, изобретательно ругаясь на неизвестных Корди языках, замер Дядюшка Крунч. Он тоже выглядел изрядно потрепанным – во многих местах его броня была украшена свежими вмятинами, через всю грудь тянулись прерывистые шрамы, оставленные на металле акульими зубами.