Константин Соловьев - Восьмое Небо

«Солидный сом», «Четыре пьяных угря», «Северо-юг», «Боцман-деревянная башка», «Лишний кабельтов», «Печальная ставридка». Но если эти отличия снаружи бросались в глаза, внутри все подобные заведения были похожи друг на друга. Из их недр на улицу вырывались пьяные вопли и неразборчивое пение, звон посуды и грохот подкованных сапог. Казалось, все население острова с приходом сумерек торопилось в трактиры, чтоб влиться в этот оглушительный и бесконечный водоворот хмельного, громогласного, беспорядочного и страшного веселья.

- Порт-Адамс, - Алая Шельма улыбнулась, скорее своим воспоминаниям, чем беззвучно бредущей за ней Шму, - Здесь всегда гуляют так, словно завтра остров свалится прямиком в Марево. Когда-то мне казалось, что это самое страшное место во всем небесном океане.

Ее пугал этот город, непонятный, шумный, вечно пьяный, пугали здешние жители, все до единого похожие на клочья парусины на ветру, но больше всего пугал блеск их глаз. В этом блеске, хищном и вместе с тем завораживающем, угадывался не отсвет домашнего очага, а что-то другое, страшное, полускрытое – отсвет горящих в небе кораблей, искры, роняемые скрещивающимися абордажными саблями, сполохи мушкетных выстрелов…

Эти люди походили на хищных рыбин, которые сбились в стаю посреди океана, и Шму вздрагивала всякий раз, когда кто-то из обитателей Порт-Адамса замечал ее. Последнее, хвала Розе, случалось нечасто – темный балахон позволял ей легко скрываться в сгущающихся сумерках. Но Шму все равно вжималась в стену всякий раз, как слышала грохот подкованных подошв по мостовой.

Шму ничего не могла с собой поделать. Куда бы она ни взглянула, ей мерещилось что-то жуткое, бесформенное, страшное. Точно с наступлением вечера все чудовища, живущие в ее воображении, выползали наружу, чтоб наслаждаться ее страхом. Шму то и дело дергалась, представляя, что в бочке для дождевой воды на углу сидит, свившись клубком, длинная костистая тварь с зубами-иглами, а в груде мусора между двумя улочками притаились мелкие плотоядные чудовища с глазами-щелочками и бритвенно-острыми когтями.

Алая Шельма, кажется, ничего подобного не замечала. По улице она шла спокойно, приподняв подбородок, по-капитански держа руки за спиной, и выглядела так, словно шествовала по верхней палубе «Воблы». Ее узнавали. Кто-то почтительно здоровался, прикладывая ладонь к полям потрепанной шляпы, кто-то по-дружески окликал, кто-то отпускал скабрезное приветствие, от которого девушке ее возраста полагалось бы залиться краской с ног до головы. Но здесь она была не юной девушкой, а капитаном - и держалась соответственно. Сдержанно кивала в ответ на приветствия, презрительно усмехалась шуткам и вообще выглядела так, словно была плотью от плоти Порт-Адамса, вольным и самоуверенным воздушным хищником.

Пытаясь определить, в какой стороне порт, Шму поскользнулась на какой-то мокрой тряпке, схватилась, пытаясь удержать равновесие, за водосточную трубу – и с тонким вскриком рухнула в яму с мочеными водорослями, запасенными каким-то рачительным хозяином на корм для домашней рыбы.

Рефлексы ассассина не дали ей свернуть шею, да и водоросли были мягче тюфяка, но падение так перепугало ее, что Шму на некоторое время полностью утратила контроль над своим телом, даже глаза непроизвольно зажмурились. Потом кто-то потянул ее за воротник.

- Вставай, Шму, - донесся до нее голос капитанессы, - И, ради Розы, будь осторожнее. Не хватало еще, чтоб ты упала в выгребную яму. Вода на этом острове на вес золота.

Шму поднялась на ноги, съежившись и не решаясь взглянуть на Алую Шельму. В такие минуты она казалась себе едва ли не чудовищем из глубин Марева – нескладным, жутким и совершенно бесполезным.

- Я… я…

- Все в порядке. Ты ведь хотела меня о чем-то предупредить?

- Да, - только и смогла выдавить Шму, сгорая от стыда, не в силах оторвать взгляд от носков собственных сапог, - П-порт…

- Ах, порт. Мы не спешим домой, Шму. «Вобла» старый корабль, она ждала много лет. Думаю, она переживет без нас еще полчаса.

Шму была слишком смущена собственной неловкостью, чтоб осмелиться задать вопрос. Вместо этого она пыталась вырвать из всклокоченных волос пучки мокрых водорослей.

Но настоящий капитан всегда знает, о чем думает его команда. Алая Шельма улыбнулась.

- Габерон, Тренч и Корди наверняка сейчас пируют в «Прокрастинирующем судаке». Не будем гнать их домой раньше срока. Им всем пришлось порядочно натерпеться в последнее время.

Только тогда Шму сообразила, что имеет в виду капитанесса. По старому флотскому обычаю экипаж не имел права задерживаться на берегу дольше капитана. Алая Шельма хотела подарить своим подчиненным еще немного отдыха.

- Удлинним себе путь, прогуляемся через рынок.

Шму лишь украдкой вздохнула. На Порт-Адамсе даже рынки были не чета обычным. Они не прекращали работу с наступлением темноты, напротив, казалось, что именно в свете чадящих факелов здесь начинается настоящий торг. Здесь люди с хриплыми голосами, напоминающими хруст просмоленных канатов, раскладывали свой товар, столь же пестрый, сколь и непредсказуемый, прямо под открытым небом, здесь в любую минуту звучали оглушительные раскаты смеха, и рекой текло вино – сладкое и крепкое, как само Марево. Не требовалось великого ума, чтобы сообразить – то, что продается на рынке, попало на Порт-Адамс не в трюмах грузовых кораблей. Это была пиратская добыча, награбленная во всех концах небесного океана и теперь ждущая своих новых хозяев.

Гомон рынка напоминал клекот голодных рыбьих стай. Алая Шельма шагала меж торговых рядов без всякой опаски и Шму вынуждена была идти следом, запахнувшись в свой балахон и отчаянно пытаясь сойти за блуждающую в неверном свете факелов тень. Кто-то орал прямо над ее ухом, что-то расхваливая или кого-то проклиная, кто-то звенел монетами, кто-то гнусаво проклинал цены и монотонно ругался. Слишком много людей, слишком много света, слишком громко. Ах, сейчас бы оказаться на «Вобле», скорчиться в тесной каморке ахтерпика, где хранились старые канаты и где всегда восхитительно тихо, разве что «Малефакс» начнет распевать свои странные песни, украденные из памяти гомункулов других кораблей, или Мистер Хнумр устроится на бухте, чтоб слопать свою собственную пиратскую добычу, унесенную из набега на камбуз. Но капитанские приказы не обсуждаются – и Шму покорно тащилась вслед за Алой Шельмой, стараясь не смотреть никому в глаза и делая вид, что таращится на прилавки.

Здесь было, на что таращиться. На соломенных циновках и самодельных столах соседствовали товары со всех уголков небесного океана, иногда причудливые и стоящие, наверно, целое состояние, иногда никчемные и залежавшиеся. Отрезы перкаля и муслина с Маренго соседствовали здесь с бочонками отсыревшего пороха за четверть цены, драгоценная китовая кость делила прилавок с погнутыми подзорными трубами и аляповато составленными картами.