Константин Соловьев - Восьмое Небо

Восточный Хуракан побился об заклад, что одолеет в

рукопашном бою тигровую акулу. Прежде, чем кто-то

успел спохватиться, он ринулся в схватку, не имея при

себе даже ножа. К ужасу и восторгу присутствующих,

спустя несколько минут акула была повержена, а старый

пират, едва державшийся на ногах, торжественно

поставил сапог на ее голову. Что касается

произнесенных победителем слов, разные источники

утверждают по-разному. Одни настаивают на том, что

он произнес: «Я бы закончил на пять минут раньше, если

б не здешний ром! Все это время я бил ту акулу, что

была четвертой в нижнем ряду, а настоящей-то была

вторая в пятом!». Другие утверждают, что дерзкий

капитан не произнес ни слова. Как бы то ни было, украшать

трактиры чучелами акул вскоре стало на Ривендже

дурной приметой».

Дэн Купер, «Легенды туманного неба»

Капитан водовоза не походил на небохода. В нем не было ни силы, ни внушительности, ни умения грациозно передвигаться по палубе. Словно в насмешку Роза наделила его коренастой фигурой и объемным животом, из-за чего он сам выглядел как бочонок – небольшой приземистый бочонок из тех, в которых каледонийцы возят херес. Но в венах его бежала отнюдь не вода и не вино, это Дядюшка Крунч понял сразу.

Увидев направленный в лицо раструб тромблона, капитан водовоза не испугался, не запаниковал, не бросился к шлюпке, чем заслужил мысленное одобрение абордажного голема. Именно так должен вести себя капитан корабля, сознающий, что сопротивление бесполезно.

- Передаю вверенный мне корабль в ваши руки, господа пираты, - спокойно сказал он, отступая от штурвала, - Соблаговолите принять командование. Я лишь надеюсь, что моему экипажу не будет причинено никакого вреда.

Умный малый. Впрочем, можно понять. Кто станет рисковать своей головой и жизнями экипажа за обычную воду?..

- Экипаж останется цел, - буркнула Алая Шельма, пряча за пояс так и не пригодившийся тромблон, - Если не забудет вовремя исполнить все мои приказы.

Пистолет можно было и не доставать, с той самой минуты, когда неуклюжая туша водовоза появилась над снежной пеленой облаков, было ясно, что оружие не потребуется. Ходящие на водовозах небоходы – самые спокойные и рассудительные люди во всем небесном океане. Они никуда не спешат и никого не боятся.

Водовоз не собирался драться. Едва лишь стремительная серия вспышек гелиографа расколола небо, он покорно спустил свои куцые паруса и лег в дрейф, ожидая прибытия абордажной партии с «Воблы».

Эта предупредительная покорность, к удивлению Дядюшки Крунча, больше разозлила Ринриетту, чем обрадовала. Он видел, с какой неохотой она сунула за пояс тромблон, видел, как впилась обтянутая алой перчаткой рука в рукоять сабли. Словно капитанесса рассчитывала на славную драку и теперь, поняв, что ей не придется сделать ни единого выстрела, едва сдерживалась, чтоб выплеснуть злость на первого попавшегося.

- Этот корабль теперь собственность Алой Шельмы, - отчеканила она, пристально разглядывая выстроенных Дядюшкой Крунчем пленных небоходов, - Кто-нибудь хочет оспорить мое право?

Капитан-бочонок лишь пожал плечами.

- Да забирайте его с потрохами. До последней доски. Все ваше. И двести тонн воды не забудьте. Вода неважная, давно протухла, только для балласта и сгодится, но вся ваша до капли.

Уловив в голосе капитана неуместную дерзость, Дядюшка Крунч развернулся в его сторону и сделал вид, будто пристально его изучает. Капитан и сам мгновенно протух – сделался ниже ростом, обмер, побледнел лицом. Замершая на капитанском мостике стальная туша абордажного голема пугала его куда больше тромблона в капитанской руке. Алая Шельма, без сомнения, это заметила. И едва ли это ее порадовало.

- Разбить корабельного гомункула, выбросить за борт все гелиографы, - сквозь зубы приказала она, - и построить команду на юте для дальнейших распоряжений.

- Слушаюсь… госпожа Алая… Пройдоха, - капитан водовоза с нехарактерной для его комплекции стремительностью уже спешил покинуть мостик, - Дайте пять минут…

Когда все посторонние убралась с глаз долой, Ринриетта немного расслабилась – Дядюшка Крунч видел, как на полдюйма опустились ее напряженные плечи. Но непонятная злость еще не покинула капитанессу. Она все еще бурлила внутри, искала выхода. Правы небоходы, говорящие, что если капитан не в настроении, лучше обойти его, как грохочущую на горизонте бурю и идти до тех пор, пока небо вокруг вновь не станет ясным. Но с Ринриеттой все было не так просто. Ее буря клокотала уже без малого две недели.

Она старалась держать эту бурю под контролем, но Дядюшка Крунч видел. Наверняка замечали и остальные члены экипажа «Воблы». И то, как сдержанно она в последнее время говорит, как тщательно, словно порох, взвешивает каждое слово, не давая истинным чувствам вырваться наружу. Она почти перестала появляться в кают-компании, а если появлялась, то садилась за дальний стол и ела в одиночестве. Она никого не корила, даже когда были основания, напротив, сделалась столь холодно-вежливой, что даже Корди стала смущаться, встретив ее на палубе.

«Что внутри тебя? – подумал Дядюшка Крунч, украдкой наблюдая за тем, как капитанесса, заложив по привычке руки за спину, неподвижно стоит возле штурвала, разглядывая пустые небеса, - Что внутри меня самого, я знаю. Там ослабевшие от постоянного натяга пружины, ржавые валы и источенные шестерни. А что внутри тебя, Ринриетта?»

Это началось с того дня, как сбежала Линдра. Но Дядюшка Крунч слишком хорошо знал свою подопечную, чтоб решить, будто дело именно в ней. Да, неучтенный ветер под названием «Линдра Драммонд», отсутствующий на всех картах, сбил Алую Шельму с курса и в какой-то миг едва не обрушил вниз. Но сейчас дело было не в Линдре. Всякий раз, когда Ринриетта забывалась, Дядюшка Крунч видел в глубине ее глаз не тоску, не смущение и не тревогу, словом, не то, что там отражалось обычно при появлении фальшивого «офицера по научной части». Он видел там самую настоящую злость, обжигающую, как свежие угли, и тяжелую, как грозовой фронт.

Он надеялся, что воздушная схватка, пусть даже столь нелепая и скоротечная, взбодрит ее, выкинув из головы тяжелые мысли. Он ошибался. Едва только пленные выстроились на юте водовоза, едва в крови погас адреналиновый жар, капитанесса сделалась прежней. Замерла на мостике, вперив в облака непроницаемый взгляд, сама став подобием голема.

Дядюшка Крунч украдкой вздохнул, ощутив, как где-то внутри медленно сжалась тугая бронзовая пружина. Он хрипло кашлянул и сделал шаг по направлению к капитанессе.

- Мои поздравления, госпожа капитан. Корабль захвачен.

Алая Шельма язвительно усмехнулась, не пряча лица от ветра: