Константин Соловьев - Восьмое Небо

- Полагаю, переговоры через магический канал особенно удобны, когда необходимо заманить в ловушку ничего не подозревающих небоходов.

- Ах, вам ли судить о ловушках? – мистер Роузберри скорбно вздохнул, сложив руки на отделанном кружевом декольте, - Да будет вам известно, когда дело касается ловушек, ваша почитаемая Роза Ветров может быть коварнее любого хищника небесного океана! Посудите сами, сколь сильно надо презирать человека, чтобы приговорить нежную и ранимую женскую душу к заключению в грубом и бесчувственном мужском теле!

- Вы мужчина!

- О нет, моя милая, в это груди бьется женское сердце. Вам ли, жителям, неба, не знать, до чего оно иной раз бывает обманчиво?

- Черт побери, вы даже не потрудились сбрить бороду! – с отвращением бросила Алая Шельма, все еще глядевшая на жеманничествующего мистера Роузберри в некоторой оторопи.

- Наше общество скроено не самым лучшим образом, - смиренно отозвался тот, - Иногда мне проще выполнять мужскую роль. И у вас нет права осуждать меня за это!

- Что за дьявольщина тут творится? – осведомился Габерон у Алой Шельмы, - Это чучело мужчина или женщина?

Мистер Роузберри изящно сложил зонтик и отставил его в сторону.

- Будь вы более выдержанны и цивилизованны, вы бы знали, что пол – это личное дело каждого, - наставительно заметил он, - Вмешательство в которое не менее предосудительно, чем интерес к чужому бумажнику или дневнику. Сегодня я женщина, потому что мне так удобнее, но завтра я стану мужчиной. Или же вовсе отрекусь от деспотичных норм, которые смеют диктовать мне, когда затягивать корсет, а когда курить трубку! Да, это может показаться вам сложным, но я уверена, что вы способны понять эту мысль. Вовсе не грудь делает женщину женщиной. Уж капитану Уайлдбриз должно быть это известно.

На лице Алой Шельмы появился густой малиновый румянец, мгновенно захвативший щеки едва ли не до самого подбородка.

- Что вы несете, Марево вас раздери?

Мистер Роузберри снисходительно улыбнулся ей. Сохраняя царственную жеманность он, подобно самоуверенной великосветской даме, взирал на ее смущение с легкой полу-улыбкой.

- Пол – это всего лишь социальная роль, которую мы выбираем для себя, выходя на общественную сцену. Что-то сродни костюму артиста. Но следовать раз и навсегда заложенным ролям – то же самое, что следовать за одним-единственным ветром, никогда его не меняя. Я изменила свой ветер. Отбросила предрассудки, которыми наши предки отравляли себе жизнь неисчислимое количество лет. Я стала свободной. Я живу так, как хочу, подчиняясь своим собственным желаниям и чувствам, вместо того чтоб следовать закосневшим догмам вашего изжившего себя, рассыпающегося от ветхости, общества!

Эта тирада была столь же решительна, сколь и безумна, Габерон не нашелся, что ответить.

- Да вы больны… - только и пробормотал он, - Безумны.

Мистер Роузберри погрозил ему пальцем. Палец был мужской, толстый, хоть и обтянутый белым шелком, оттого жест получился вдвойне гротескным.

- Дикари. Вы все еще дикари, несмотря на все свои паруса, гелиографы и магические фокусы. Дикари, не способные даже осознать всей глубины своего невежества. Ваши представления о мироустройстве похожи на затянутый паутиной и погруженный в темноту трюм. Вы следуете нелепым традициям, чей сути не понимаете и отказываетесь меняться. А ведь именно способность к переменам отделяет высших существ от низших, мой милый. Высшие меняются в неуклонной череде перемен, низшие отмирают, превращаясь в меловые отложения, балласт древних эпох. Вы же – узники своих жалких принципов, рыбы в клетках…

Это было уже слишком. Дядюшка Крунч ощутил, как сами собой оживают грузовые захваты, наполнив зал зловещим металлическим гулом. Он двинулся в сторону разглагольствующего безумца, собираясь хорошенько стиснуть его и дождаться того треска, который обычно издают человеческие ребра в жесткой хватке.

- Ах ты расфуфыренный карась, сейчас я покажу тебе, кто тут высший…

Алая Шельма успела перегородить ему дорогу. И хоть ее вес в сравнении с его собственным был ничтожен, а верхушкой треуголки она не доставала ему даже до плеча, он был вынужден остановиться.

Однако на мистера Роузберри это не произвело никакого впечатления.

- Ах, какая прелесть, разумный голем, - прощебетал он, разглядывая Дядюшку Крунчу, - Еще один раритет из прошлого. Впрочем, неудивительно, что подобные вам цепляются друг за друга. Вы ведь тоже големы в своем роде. Осколки прошлого, которые упрямо тщатся продолжить свое существование, отказываясь замечать, что оно сделалось бессмысленным.

Алой Шельме удалось восстановить самообладание, несмотря на то, что ее щеки сохраняли самый зловещий оттенок красного.

- Вопросы прошлого и будущего мы обсудим в другой раз, - отчетливо произнесла она, приблизившись к мистеру Роузберри, беспечно разглядывавшему гостей, - Роза дала нам не самый попутный ветер для того, чтоб добраться до вас и Восьмого Неба, но сейчас я не желаю терять ни минуты на эту чепуху.

- Роза Ветров! – мистер Роузберри поморщился, словно дама, увидевшая муху в блюдце с мороженым, - Опять эта старая карга, капризы которой вы рады объявить высшей волей. Ах, как это жалко и нелепо, ждать ее прихоти, растягивая над собой кусок грязной парусины! Вот почему вы и вам подобные – реликтовые рыбы, утратившие право на существование. Вы остаетесь в плену собственных предрассудков даже когда прогресс дает вам возможность воспарить на собственных крыльях в любом направлении!

Мистер Роузберри вежливо улыбнулся ей и снял мантилью. Под ней были не волосы, как сперва показалось Дядюшке Крунчу, а уложенный в сложную прическу с огромным количеством шпилек парик, тоже обильно присыпанный пудрой. Дядюшке Крунчу он показался похожим на беспорядочно скрученный узел из потрепанной пеньковой веревки.

- Мир, в котором вы живете, отмирает, дорогуша. Тот самый мир, в котором человек покоряется ветрам самоуверенных божеств и выдуманных сил. Только вдумайтесь, как это нелепо, жить, подчиняясь движению слепых воздушных потоков! А еще все эти нелепые сентенции!.. Выбери свой ветер! Держись своего ветра! Иди наперекор ветрам!

Он говорил с пугающей страстью, за которой, однако, Дядюшка Крунч не видел фальши, лишь нездоровое возбуждение, выдаваемое лихорадочным блеском глаз. Мистер Роузберри не играл, вдруг понял он, не кривлялся на публику, он и в самом деле был безумен. Безнадежно безумен и невероятно рассудителен одновременно, и в совокупности это рождало пугающее впечатление.

- Теперь мы можем утверждать с полным на то основанием, моя милая, что древняя старуха, плетущая сети, повержена и разгромлена отныне веков. Больше у нее не будет власти над миром. Отныне человек сам будет ткачом своего ветра! Будет собственноручно творить свое будущее!