Константин Соловьев - Восьмое Небо

- У меня нет времени на объяснения. Немедленно начать подъем.

«Она не в себе, - шепнул «Малефакс» с отчаяньем, - Что мне делать?»

«В своем уме она или нет, она все еще капитан на этом корабле. Выполняй команду».

На фок-мачте «Воблы» стали медленно надуваться дополнительные паруса, заставляя баркентину неуверенно задрать нос. Казалось, старый почтенный корабль с трудом понимал, чего от него хотят. Даже без людей и гомункулов он знал предел своих возможностей.

- Начинаем лавировку [153] Лавировка – на обычных парусных кораблях – зигзагообразная смена курса по ветру или против. , - бесстрастно объявил гомункул по общей магической связи, - Будем идти вертикальными галсами.

- Никакой лавировки, - мгновенно отреагировала Ринриетта, - Взять постоянный угол в двадцать градусов и подниматься на фордевинде!

«Малефакс» отчетливо застонал.

- Двадцать градусов!.. Это же экстренный набор высоты! А что если корпус не выдержит? Или паруса?

- Держать угол. Приказ капитана.

Закряхтев всем корпусом, «Вобла» устремилась вверх. Дядюшка Крунч вполне понимал ее муки. Даже современным кораблям с их машинами и острыми треугольными парусами непросто карабкаться в небо под таким углом. Потоки набегающего ветра создают огромную нагрузку на паруса, бимсы, шпангоуты и стрингера. Если дерево где-то прохудилось, утратило чары или прочность, такой подъем мгновенно обернется катастрофой – корабль раздавит в атмосфере как орех, вывернув его наизнанку и обрушив дождем в терпеливо ждущее Марево.

Даже в самые отчаянные моменты «Вобла» не взбиралась в верхние слои на таких углах. Но сейчас, натужно скрипя рангоутом, она послушно поднималась, время от времени кренясь под воздействием боковых порывов – чем больше становилась высота, тем сложнее гомункулу было учесть все поправки.

- Разрешите хотя бы слить воду! – взмолился «Малефакс», - Мы все еще тащим полные цистерны балластной воды!

- Не разрешаю, - холодно отозвалась капитанесса, - Кингстоны держать закрытыми.

- Но это двадцать тонн мертвого веса!

- Продолжать подъем.

Дядюшка Крунч подошел к ней и неуверенно остановился рядом.

- Ринриетта, объясни, что ты задумала, - попросил он, - Я не могу смотреть, как ты губишь себя и свой корабль.

Возможно, это не было безотчетным приказом. Возможно, это было чем-то большим. Дядюшка Крунч ощутил, как ужас, сгустившись, заползает в щели его доспеха. Возможно, Ринриетта действительно решила отправиться на верную гибель – как отправлялись отважные пиратские капитаны прошлого. С высоко поднятой головой и саблей в руке.

Дядюшка Крунч чуть не взвыл. Никакого плана спасения не было. То, что он принял за план спасения, было просчитанным планом гибели. «Вобла» не достанется «Аргесту» и «Восьмому Небу». «Вобла» не достанется никому. В темных глазах Ринриетты, переставших отражать свет, Дядюшка Крунч вдруг увидел все ответы на так и не заданные вопросы.

- Ты поклялся служить своему капитану, - медленно и отчетливо произнесла Алая Шельма, не снимая рук со штурвала, - Так имей смелость верить ему, как верил моему деду. Что, снова хочешь рассказать какую-нибудь историю из его прошлого?

Дядюшка Крунч некоторое время молча смотрел на нее, потом отвернулся.

- Нет.

* * *

От холода щеки Корди порозовели, изо рта вместе со словами рвались клубы белого пара.

- Ох и красота, Дядюшка Крунч! Никогда раньше не видела таких облаков. Словно кто-то высыпал горсть манки на стол… Ух, даже на вид они холодные!

Дядюшка Крунч равнодушно сфокусировал свои линзы, не обращая внимания на похрустывающие кристаллики льда в глазницах. Если подъем продолжится с прежней скоростью, скоро начнет застывать смазка – а это уже куда серьезнее. Холода он не чувствовал, лишь ощущал, как внутри с натугой работают механические передачи и поршни – тронутый холодом металл делался все менее упругим. Слишком большая встряска для старого механизма…

- Это высокослоистые облака, корюшка. Облака больших высот.

В другой ситуации он сам охотно бы поглазел на них. Здесь, на большой высоте, не было пуховых громад обычных облаков или грязных серых дождевых туч, уныло бредущих вдоль горизонта. Тут водились уже совершенно другие существа, созданные, казалось, Розой из совсем других материалов. Высокослоистые облака походили на клочья легкой белой пряжи, которые кто-то растянул на многие мили, причудливо перекрутив и едва не связав узлами. В них не было воздушной легкости, эти облака состояли изо льда, но Корди смотрела на них зачарованно, как на елочные игрушки.

Поверх своей обычной клетчатой юбки и рубахи она натянула истертую и засаленную пуховую куртку, но шляпу не сменила.

- Я раньше никогда не была на сверхбольших, - затараторила ведьма, - Я три раза была на девяти тысячах, но там было совсем иначе, и там было не так холодно… Как думаешь, Мистер Хнумр не испугается? Коты не любят большие высоты, говорят… А мы увидим гало [154] Гало – оптический феномен, иногда возникающий в высотных облаках и похожий на яркий круг вокруг источника света. ? В таких облаках должно быть гало! Смотри, совсем нет рыбы, да? Наверно, рыбе здесь холодно?

Речь была сбивчивой, глаза блестели, но Дядюшка Крунч знал, что это не из-за холода. Сырная Ведьма выглядела так, словно украдкой от капитанессы неплохо приложилась к винной бутыли. «Небесный ром» - так это называется среди старых небоходов. На больших высотах сам воздух иной раз пьянит, да так, что человек едва передвигается по палубе. Это не страшно, проходит через некоторое время. Но Дядюшка Крунч знал, что не только Марево приберегает для своих гостей суровые испытания. Воздух на высоте не только холоден и сух, он делается едким, негодным для дыхания. Иные небоходы не в силах выдержать и часа на высоте сверх девяти тысяч футов…

Он взглянул на альтиметр, хотя мог этого и не делать – за последний час он почти не отрывал от него взгляда и мог предсказать движения стрелки. Пятнадцать тысяч [155] Пятнадцать тысяч футов – приблизительно 4,5 км. . Не предельный порог для «Воблы», но чем выше поднимается корабль, тем отчетливее понимаешь – ты находишься по другую сторону невидимой черты, которую когда-то провела по небесному океану Роза, отделив царство людей от запретных пределов, куда человеку путь заказан.

Если бы люди еще не рвались так настойчиво вверх, как проклятая кета…

Палуба баркентины казалась облита жидким стеклом. Ее сплошь, от одного борта до другого, покрывал иней и тонкий слой прозрачного льда, который беззвучно лопался от тяжелых шагов абордажного голема. Алая Шельма не обращала на это никакого внимания. Как и прежде, она стояла за штурвалом, не позволяя ему сместиться ни на дюйм, и смотрела в распахнутое морозное небо над головой.