Константин Соловьев - Восьмое Небо

Алая Шельма уже стояла в шлюпке, вытащив из-за пояса пистолет и положив свободную руку на оголовье сабли. Габерон не мог не признать, что выглядела она сейчас впечатляюще, а уж взглядом так полоснула по палубе канонерки, что лишь чудом не высекла из нее искр. Шлюпка быстро оказалась притянута вровень с бортом. Не дожидаясь окончания швартовки, Алая Шельма уже собиралась было легко перешагнуть бездонную пропасть между двумя бортами. Габерону пришлось положить руку ей на плечо.

- Позвольте идти впереди тому, кто лучше знаком с устройством корабля.

Алая Шельма упрямо вздернула подбородок.

- Я не боюсь мертвецов.

- Тогда зачем прихватила с собой оружие?

- Кажется, ты тоже пришел не с пустыми руками!

Габерон ухмыльнулся и поднял со дна лодки закутанный в парусину сверток. Сверток был тяжел – мышцы на его предплечьях вздулись, заслужив уважительный взгляд Тренча. Канонир снял парусину и ласково погладил ладонью полированный металл, украшенный незатейливым, но изящным узором.

- Что это? – удивленно спросил Тренч, глядя на то, что обнаружилось под парусиной, - Это… пушка?

Габерон по-отечески мягко погладил теплый металл.

- Это не пушка, приятель, это пятифунтовая кулеврина.

- Выглядит как пушка для охоты на китов.

- Это еще одна из моих малышек, - Габерон улыбнулся, - Я зову ее Жульетта. Она девушка немного старомодная, но характер у нее тяжелый. И превосходный бой. Могу попасть в крысиный щит [72] Крысиный щит (противокрысиный) – металлический круг, который вешается на швартовочные концы и предотвращает попадание грызунов на палубу корабля. со ста ярдов.

- Почему было не взять мушкет?

- Выглядит не так внушительно. Врага мало подстрелить, врага надо испугать. Вбить ледяной страх в его сердце. И с этим малышка Жульетта справляется наилучшим образом. От ее грохота даже отчаянные смельчаки делаются белее облаков.

- Габби просто рисуется, - буркнула Алая Шельма, почесывая раструбом собственного тромблона ухо, - Ему нравится шляться с чертовой мортирой на плече и привлекать внимание девушек. Однажды его угораздило пальнуть из нее – с весьма печальными последствиями. Во всем трактире вышибло стекла, ядро выворотило печную трубу, а самого Габби пришлось еще пару часов приводить в чувство.

- Это все запальный шнур, - пробормотал Габерон, пристраивая тяжеленную кулеврину удобнее на плече, - Я зажал его в зубах, а потом случайно повернул голову, когда расчесывал волосы. Ну и угоди он в запальное отверстие… А грохоту-то было!

- Не вздумай поджигать шнур в этот раз!

Габерон, вытащивший было из кармана штанов моток запального шнура, смутился, и сунул его обратно.

- Я буду глупо себя чувствовать, разгуливая по чужому кораблю с пушкой, из которой нельзя выстрелить.

- Зато я буду чувствовать себя в безопасности. А теперь вперед!

Габерон спрыгнул на палубу канонерки первым. И сразу пожалел о том, что не проявил должного терпения – бронированная палуба наградила его чувствительным ударом по пяткам. Он уже и забыл, каково это, иметь дело со сталью вместо дерева…

Габерон хотел было взять под руку Алую Шельму, но та с негодованием отстранилась и спрыгнула сама. Тренч покинул шлюпку последним и первым делом закрепил швартовочный конец. Только после этого у них появилась возможность оглядеться. И Габерон убедился в том, что увиденное им сверху не было оптическим обманом. Он ощутил волну тошноты, мягко ударившую под желудок. И тяжесть кулеврины на плече впервые показалась ему тяжестью не успокаивающей и знакомой, а мертвой и бесполезной. Здесь уже не в кого было стрелять, некому было грозить, не на кого было производить впечатление. Представление уже закончилось, и то, что осталось на сцене, было лишь беспорядочно разбросанным реквизитом.

- Роза Ветров! – выдохнул Тренч. Он, видно, только сейчас разглядел в подробностях мертвые тела, лежащие на всем протяжении палубы от юта до надстройки, - Ох…

Парня можно понять, ничего подобного ему на своем Рейнланде видеть, наверно, не приходилось. «Как и мне, - отстраненно подумал Габерон, борясь с желудочным спазмом, - За все годы службы на флоте».

- Гнилая треска, - Алая Шельма сделала несколько неуверенных шагов, озираясь, - Что… это?

Она выглядела ошеломленной, испуганной и сбитой с толку. В другое время это было бы хорошим поводом для шутки. Но Габерон не был уверен, что у него найдется хотя бы одна. Все шутки враз отсырели, как картузы с порохом, и теперь никуда не годились. Он и себя самого в этот момент ощущал каким-то отсыревшим, тяжелым…

- Это то, что когда-то было людьми, - с печальным смешком заметил он, - Командой борта номер сто пятнадцать.

- Но они… они…

- Это был не бой, - негромко, но твердо сказал Габерон, жалея, что не может заслонить от капитанессы палубу с распростертыми на ней телами, - Это была резня. Побоище. Страшное и жуткое побоище. Никогда не видел, чтоб кто-то расправлялся с неприятелем… подобным образом. И с такой неизъяснимой жестокостью.

- Может… Может, это нападение хищников? – Алая Шельма, не удержавшись, прижала ладон ко рту, - Дядюшка Крунч говорит, к югу отсюда полно акул.

- Челюсти никогда не оставили бы таких следов. Кроме того, рыбы унесли бы почти все с собой. Их рубили. И словно не абордажными саблями, а палашами. А еще я совсем не вижу пулевых отверстий.

Капитанесса попятилась от ближайшего лежащего к ней тела.

- Их можно и не заметить, - пробормотала она, - Поди разбери…

- Я говорю не о телах. Я говорю о палубе, - Габерон обвел рукой ют, - Я знаю, как выглядит палуба после абордажного боя. Отметины от пуль и картечи оставляют после себя весьма живописную картину. Но здесь их очень мало. А те, что есть – на планшире правого борта со внутренней стороны.

Алой Шельме потребовалось не больше секунды, чтоб понять, о чем он говорит.

- Ты имеешь в виду, стреляли только обороняющиеся?

- Да. Такое ощущение, что готландцы после швартовки бросились на команду с саблями наперевес, совсем забыв про огнестрельное оружие. А это совсем не в их манере. Готландцы педантичны, дисциплинированы и прекрасно управляются с ружьями. Им проще было бы слаженно перебить экипаж залпами с близкой дистанции, раз уж застали противника врасплох. К чему ввязываться в абордажную рубку, да еще и столь жестокую? Я бы понял, если б речь шла о нападении дикарей с Анзака или Суона. Те мастера в жестокости и режут экипаж с неописуемой злобой. Но готландцы?..

Тренч тоже выглядел потрясенным. Бледный, как подкисшее молоко, он смотрел на мертвых формандских небоходов, чьи тела были разбросаны по палубе, с выражением явственного ужаса на лице. Мальчишка. Таким всегда тяжело. Габерон рассматривал палубу, пытаясь сосредоточиться на второстепенных деталях, а не на людях – нехитрый защитный прием, знакомый всякому канониру, которому доводилось наблюдать за плодами своих трудов, когда садишь шрапнельным прямо по вражеской палубе с малого расстояния…