Ольга Болдырева - Паутина времени [СИ]

С этой мыслью я забылся беспокойным сном, в котором, балансируя на грани дремоты и реальности, пытался что-то выбрать. Что именно — не знал, но почему-то это было очень важно.

Утро началось с холода; он проникал в кости, силком вытягивая из мира сновидений. Рядом жалобно вздохнула Альга, в ответ что-то недовольно промычал Василий. За недолгие часы относительного отдыха мы как-то незаметно сбились в кучку, стараясь согреться. Так что моей супруге, оказавшейся в центре весьма забавной композиции, жаловаться было грешно, а вот мне ужасно надуло спину, из-за чего несколько минут даже пошевелиться не мог.

— Избавь Пресветлая от таких условий! Я не настолько молод и жалок, чтобы ютиться по чердакам и спать на соломе!

— И тебе доброе утро, — согласился иномирец.

— Помолчите, — попросила Альга. — Мне кажется, или мы имеем все шансы опоздать к казни?

Прислушавшись, я также различил возбужденные голоса сельчан, обсуждающих скорую расправу над колдунами. «Добрые» люди сожалели, что от урожая осталось всего ничего, и тратить даже самый гнилой овощ на приговоренных было бы расточительством. Грязь почему-то казалась им недостаточно оскорбительной…

— Прогрессивное общество, бесспорно! — кряхтя, Василия поднялся на ноги, но разогнуться по причине низко сходящихся над головой досок не смог, только стукнулся макушкой, после чего поспешил к небольшому люку вниз. — Мне одному хочется спасти этих колдунов? — совсем тихо уточнил он, начав спускаться и удостоверившись, что хозяев дома нет.

— Сначала посмотрим, а уже потом решим. Хотя врать не буду: любоваться зрелищем я не намерен.

— А отбиваться от толпы разгневанных крестьян, прикрывая каких-то наверняка искалеченных бродяг? — недовольно фыркнула Альга, пробираясь к люку на четвереньках, чтобы подобно Василию не познакомиться с потолком.

— Ну-у… моя дорогая… — я даже не сразу нашелся с ответом. Только спустившись по шаткой лесенке в бедную комнату и наскоро вытащив из мешка пакет с пирожками, оставленными на роль завтрака, спросил у супруги: — С каких пор ты стала такой боязливой и осторожной?

— Поживешь с вами, — был мне ответ, сдобренный многозначительным взглядом.

Специально для нас староста оставил на столе небольшой тазик с водой, которой, видимо, достопочтимым господам и даме предлагалось умыться. Естественно, мы с Василием посторонились, пропустив Альгу вперед нашей скромной очереди. Я понадеялся, что занятый сборами, не забыл положить в сумку мешочек с целебными корешками. Если с утра такой пожевать, глядишь, за пару недель зубы не выпадут от подобных условий, и никого несвежим дыханием не распугаешь.

Решив не откладывать в долгий ящик, вернулся к вещам, проверив поочередно все карманы, и все-таки в последнем нашел искомое. Пересчитав, впал в некое уныние, но потом подумал, что запас на первое время — уже хорошо. Василий корешкам обрадовался, как родным, Альга захлопала в ладоши и с искренним восхищением заметила, что я — гений.

Приятно, да.

Зеркал в доме не нашлось, чтобы оценить насколько плохо я выглядел.

Пришлось кое-как пригладить заметно поседевшую за последний год шевелюру пятерней, оправить одежду и убедить Альгу, что выглядит она превосходно. Правда, сначала отсутствие чего-нибудь отражающего насторожило, наведя на мысли о нечисти, но после я спохватился: откуда у бедных крестьян деньги на такую роскошь? На себя полюбоваться и в ведре с водой можно. Это на землях Ритов, куда ни глянь — благолепие и сытость.

Будут, поправил себя, не раньше, чем через пять-шесть веков, и то, если мы здесь ничего лишнего не наворотим. История — вещь хрупкая и нежная, обращаться с ней надобно бережно: кого попало не убивать, новшеств не вводить и строго следить за собственным языком, дабы не сболтнуть лишнего.

Протяжно проскрипела входная дверь, словно жалуясь на свою горькую судьбу. Нас позвал староста, сообщив, что все приготовления завершены — ждут только дорогих гостей.

— Люди согласились, что хорошо вы к нам попали. А то один кричит, что высокородный господин. Поди врет. Да и кровь благородная от колдовства не застрахована. Только вдруг потом наши посевы пожгут и молодых под нож пустят, чтобы отомстить? Вы уж разрешите наши сомнения. Оно, конечно, создательница сказала: всех колдунов огню, но и самим-то жить хочется! — приговаривал староста, провожая нас на крошечную площадь — пятачок посреди главной и единственной улицы селения. — Как скажете, ваша светлость, так и будет, ваше слово-то крепкое, сразу видно.

Судя по всему, собрались все местные жители. Даже малышню привели. Впрочем, половину собравшихся составляли старики: седые и высохшие, наводящие на мысль, что деревне осталось стоять несколько десятилетий до того, как опустеет последний дом, а новые поколения уйдут на поиски лучшей жизни.

На скромном возвышении, сбитом из широких досок, к ритуальным столбам привязали двух юнцов. Молодые лица, не знакомые с бритвой, были помяты и изукрашены кровоподтеками. Но сильно покалеченными пленники не выглядели. Один парень — повыше и покрупнее — не замолкая, ниспосылал на головы всем присутствующим проклятия и обещал, что его отец — могущественный князь — не отставит от деревни даже кучки обгорелых досок. Второй, совсем тоненький, словно подросток или девчонка, молчал, поджав губы, и неодобрительно косил огромными синими глазищами на собрата по несчастью. Выглядел, надо сказать, он престранно: лицо белее белого — только глаза и выделяются, зато одет во все черное; волосы — русые, падают на лоб неровными прядями. И чувствовалось в нем что-то такое, недоброе, что я даже подумал — может, к лучшему будет их сжечь? Не может тощий парнишка смотреть так жутко.

— Оррен, ты как хочешь, — начал Василий каким-то не своим, помертвевшим, голосом, — но если бы я не знал тебя и первый раз увидел сейчас, решил бы что этот глазастый парень — твой сын.

— Ага, — выдохнула Альга.

Староста покосился на нас: он уже отошел на приличное расстояние и фразы Василия услышать не мог, но, видимо, сам обратил внимание на указанное сходство. Сказать по-честному, ответить так это или не так — мне было сложно. Я-то себя со стороны не вижу, насколько похоже? Но, действительно, с портрета Норта, чьей копией я являлся, на меня смотрели именно такие глаза. Да и масть. Не то, чтобы русые люди были редкостью, но чем дольше я смотрел на парня — тем больше знакомых черт замечал.

— Князь Литт никогда не простит вам смерть своего единственного сына! — заявил высокий мальчишка уже как-то вяло, понимая, что на селян его угрозы действуют примерно так же, как увещевания одинокого грибника, повстречавшего на узкой тропке голодного волка.