Кристиан Бэд - Сборник коротких рассказов [СИ]

Понятно, что Максу предстояло тащиться следом. Он собрал старенький папин рюкзак, отыскал его же дождевик. Догадался прихватить минералку и бутерброды. Водки им выдали в достатке по прибытии.

Замёрзший как собака Макс, ведь он-то не был влюблён в лысоватого уже студента-историка, таскался за Леной вокруг ямы с красивым названием раскоп. Историк предпочитал рассказывать о своих успехах под дождём, из-за которого работа по ковырянию в земле встала. Он не думал о том, как мокрая девушка будет спать в мокрой палатке. Впрочем, водки у археологов действительно оказалось с избытком.

Макс пил с историком примерно до полуночи, потому что обострения бронхита из-за промокших ног получить не хотел. Но Лена почти не пила — её грела любовь.

Пятикурсник оказался крепок на спиртное, как отрытый им же булыжник с подобием карты. Он громко вещал про скифов, сожалел, что двумястами метрами дальше высится военный объект, а, судя по найденному в раскопе булыжнику с этой самой картой, именно там должен быть основной, самый древний курган. И в кургане том не только медные бляшки, но и золотишко должно водиться. Впрочем, золото историка интересовало в сугубо научном смысле.

В конце концов, историк допился-таки до состояния откровения и снова повел Лену к раскопу, пытаясь показать что-то невиданное именно при свете луны, которая падает на камень-карту. Там, по его словам, получалась едва ли не стрела, прямо указующая на объект с вышками и собаками.

Макс сопротивлялся, как мог. Лена едва немного просохла, тьма зияла разинутой пастью, и только фонарик на лбу историка мог нащупать в ней неведомые ещё зубы.

Место раскопа было в основном песчаным, но нашлась и глина. Девушка оступилась и с визгом съехала в яму.

Пока Макс месил в темноте грязь, туда же, матерясь, отправился на заднице историк. Фонарик упал с него, раскоп погрузился во тьму. Потом над головами студентов прорезалась вдруг ветвистая молния, на миг стало светло и запахло озоном.

— Прямо в наш курган долбануло! — обрадовался историк, перекрывая небесный грохот. — У вояк там вышка железная!

Это были его последние слова.

Очнулся Макс от боли. В голове стреляло. Рядом жалобно кашляла Лена.

— Эт вот есть твой удача?!! — грозно вопросил кто-то сверху густым басом.

Голос был хриплый, странный, коверкающий привычные звуки.

— Эт никчёмный тряпка есть удача? — повторил голос.

Макса подняли за шиворот и опустили носом в густую сиреневатую траву. Студент попытался извернуться и посмотреть вверх, но солнце тут же ослепило его. Потекли слёзы.

— Не мужчина есть, — констатировал голос. — Я ждал тебя дать приход предка. Эт вот есть — предок? Мальчишка есть предок?

— Водитель! — закричал издалека другой голос. — Эт ещё есть тут другой! Ходи-ходи?

— Ходи! — заорал невидимый «водитель», и студент проморгался, наконец.

Возвышающийся над ним мужчина был одет, несмотря на жару, в такой же, как у Макса, поношенный туристический дождевик, был огромен, небрит во всех возможных местах и… (студент не вовремя вдохнул) — от него шёл прямо-таки сногсшибательный запах пота.

Лена сидела на траве чуть поодаль и плакала. Вокруг неё толпился десяток полуголых волосатых мужиков без дождевиков. А с соседнего пригорка ещё один могучий тип гнал пинками студента-историка. Студент лихо скакал на карачках, а под правым глазом у него споро созревал сочный фингал.

— Ойййй, — выдохнул Макс.

Он понял, что питиё всё-таки иногда определяет сознание, особенно если у него достаточная крепость.

Кошмар, что он видел сейчас, на трезвую было не придумать. Волосатые мужики казались реальнее головной боли — кряжистые, страшные. Но, если присмотреться, одеты они были в своё немногое тщательно и аккуратно, были потными и вонючими, но не грязными. А дождевик… Макс понял, почему сей предмет туалета показался ему таким знакомым. Волосатый просто ограбил его!

— Плохо! — возвестил из-за спины студента-историка третий голос. — Много устали. Одежда рвалась, пищу съели. Плохо!

Ещё пинок ноги, обутой в плетёную сандалю вроде лаптя, и неудачливый археолог приземлился в двух шагах от Макса.

Лёхой его звали — неожиданно для себя вспомнил Макс. В голове у него стало вдруг звонко и пусто, как перед самым главным экзаменом.

— Что ты есть? — грозно спросил мужик, одетый в трофейный дождевик.

— Я студент… — промямлил историк.

По щекам его текли грязные слёзы. Лысоватому историку было очень больно в самых чувствительных местах тела.

— Что есть студент? — удивился одетый в дождевик, насупился и стал похож на Бормана из старого советского фильма.

— Я учусь…

— Робя? — удивился Борман. И махнул рукой тому, что был в лаптях. — Дети большие у предков есть, читал ты?

— Начальник читал, — согласился тот.

— Верю тебе, — задумчиво пробормотал Борман. — Не повезло есть. Вырастут, да?

— Начальник знает, — уклончиво сообщил лапотный.

— Есть вставать, идти! — скомандовал Борман, и Макс живенько подскочил. Он не хотел передвигаться как Лёха, на карачках.

Лену один из волосатых поднял, словно котёнка и бросил через плечо. Макс и не пытался заступиться: девушку хотя бы не били, а вот они с Лёхой легко могли огрести в любой момент.

Когда студенты удалялись от зелёного холма, где им суждено было очнуться, Лёха махнул рукой назад и влево. Макс оглянулся. В паре сотен метров высился проржавевший ветхий остов сторожевой вышки!

Жилище волосатых порадовало — добротные бревенчатые срубы, безыскусные, но крепкие. Вокруг — огороженные посадки, где виднелась засохшая ботва не докопанной картошки. На солнышке носились полуголые ребятишки. Увидев гостей, они бросили все дела и молча столпились вокруг. Подошли и крепкие, с налитыми щеками и грудями, тётки. Тоже уставились подозрительно.

Из большой избы вышел жердеватый старик.

— Добра тебе, Начальник! — рявкнул Борман. — Плюнула наша бочка. Привели. Говорят — дети малые, учить надо. Скажи, разве это есть предки?

Начальник помялся, поскрёб жидкую бородёнку.

— Тайна есть. Не тебе знать! — сказал он строго. И обратился к Лёхе, как к самому старшему:

— Как отца есть звали?

— Пппитрович, — пробормотал студент.

— Гляди, Пппитрович, — сказал Начальник, продолжая доить бородёнку. — Ты есть наш отец…

Борман плюнул и демонстративно растёр ногой.

— Атом! — Начальник погрозил небесам указательным пальцем. — Мы все есть дети твои. Мы жили, а ты с нас спрашивал строго. Мало учились. Мало хотели знать. И дети детей твоих — мало учились. И дети детей их. На тебя надеялись дети. И ты дал им умные машины, чтобы всё делали на Земле…

Начальник задумался, поковырял в носу, посмотрел в тугое осеннее небо. Тот, что в лаптях, исподтишка пнул Лёху, тот взвизгнул и отвлёк старика от высокого.