Виталий Дунаев - Олигарх на том свете

Утром Пашку разбудила жена. Выругала за пьянку, за неполитые грядки, оставила еды и ушла. Пашка попробовал поесть — кусок не лез в горло. За окном многозначительно покашливал сосед. Пашка вышел на улицу, поздоровался с ним, отпер гараж. Залез в лодку. В лодке был бардак. Грязи тоже хватало. Главное — базука лежала на месте. Пашка стал выкидывать на пол пустые мешки. В двух что-то было. То, что надо. Пашка сложил всё в один, не забыл запереть гараж и, проходя, мотнул головой соседу: заходи, мол.

Опохмелились, появился аппетит. Поели. Пашка прогнал соседа, полил грядки. Опять стала одолевать слабость, и он лёг поспать до вечера.

Вечером истопил баньку, попарился. Полегчало. Спрятал в кессон базуку, прибрался в лодке. Бензина хватало на поездку за море. Пашка лёг, но не спалось. Пришлось опять позвать соседа…

В восемь утра Пашка уже был в магазине. Закупил провиант, отнёс на дачу. Хорошо упаковал и разместил в лодке. Положил третий мотор — лёгкий восьмисильный "Ветерок". Пашка имел хорошую привычку не жалеть о случившемся, он, в зависимости от случившегося, либо мотал на ус, чтобы больше не повторять ошибок, либо действовал. А сейчас он лишь с усмешкой вспомнил, как они упетались в болотной канаве, ка бы знал — взял бы с собой не только базуку, но и "Ветерка". Этот мотор был усовершенствован и предназначался специально для прополки канав. На гребной вал, между ступицей винта и корпусом редуктора, была одета шайба, водоросли и трава наматывались только на винт. К антикавитационной плите приделан нож, срубающий водоросли, наматывающиеся на винт. Штатные отверстия забора охлаждающей воды можно было закрыть, в этом случае забор воды производился через трубку с фильтром, из наименее засорённого травой места, за транцем.

И около полудня, благополучно переехав море, уже у заморской канавы приладил "Ветерка" к выносному транцу, откинув "Вихри". Прополка канавы была делом нехитрым, но требующим сноровки. Когда на винт наматывалось много водорослей, мотор садил обороты, и Пашка специальной уздечкой поднимал мотор, чтобы винт вышел в воздух. Мотор, не имея сопротивления воды, резко набирал обороты, и водоросли срубались ножом. Секунд через пять той же уздечкой мотор опускался, и прополка канавы продолжалась. После двух прополок можно было идти по канаве под "Вихрями", на полном ходу. Со стороны такое зрелище казалось фантастическим: лодка на полном ходу из реки вылетала на луг и неслась по нему, постепенно скрываясь за кустами. Три километра канавы Пашка прополол за сорок минут.

Пашка загнал лодку между кустов, так, чтобы её не было видно со стороны, нагрузился провиантом и потопал к избушке, которую в укромном месте поставил ещё его отец. Растопив печурку и поставив чайник, лёг отдохнуть. Потом подкрепился, взял вёдра и пошёл собирать чернику, к сумеркам оба ведра были полными. Вернулся в избушку, согрел чаю, поел.

Стояла тёплая летняя ночь. Звуки леса были слышны и в избушке — тихие, умиротворяющие. Пашке не спалось. Он задумался…

Конечно, по пьянке со стрельбой из базуки он наделал много глупостей. И каких — мог ведь убить кого-нибудь. А ему везло. И везло всё время. Пашка подумал, что кто-то там, на Небесах не даёт ему пропасть. Что это значит? Это значит, что задуманное им нужно Небесам, там выбрали именно его, Пашку для выполнения этой миссии. И так неудачно начатое дело нужно завершить. Завершить ему, Пашке, и никому другому.

Тем более, что генеральный, так часто нарушающий заповеди Небес, оставив в городе наместника, подался в Москву, откуда и руководил своим бизнесом, значительно расширившимся. Оставив самые грязные производства в Пашкином городе, полуфабрикаты гнал за бугор. Экономил на экологии, на безопасности труда — тоже. Городу от его щедрот каждый год доставались сотни тысяч тонн выбросов его завода и десятки трупов погибших прямо в цехах от травм рабочих. Сотни рабочих ежегодно, не доживая до пенсии, погибали от заболеваний, спровоцированных вредными условиями труда в цехах. А счёт погибшим горожанам, задохнувшимся от накрывшего их, расположенные под трубами Епифанова завода, дома ядовитого облака, шёл на тысячи. Деньги на расселение расположенных под трубами домов, как трубили местные газеты, скупленные Епифаном, выделялись, и немалые — миллиарды долларов, но куда они уходили — неизвестно. Своё богатство Епифан особо не светил, но любопытные регулярно находили в прессе и Интернете сообщения о покупке им земельных участков, дворцов и прочей недвижимости по всему миру. Пашка подумал, что убивающий сотни людей каждый год — не человек, и заповедь "Не убий" на него не распространяется.

Что делать?

Пашкин автомат мог сгодиться только на крайний случай, случись который, — автомата всё равно рядом не оказалось бы. Епифан появлялся на людях редко, в кольце охраны, а люди в штатском охраняли при епифановых явлениях территорию в радиусе полкилометра от явившегося, пронести автомат на дальность прицельной стрельбы возможности не было. Пашка подумал о снайперской винтовке, но и снайперу пришлось бы туго: ближние охранники всё время перемещались, и, пока летела пуля, могли оказаться между снайпером и целью. А во время выступлений между Епифаном и аудиторией устанавливался не дающий бликов при специальном освещении прозрачный экран, предназначенный для изменения траектории полёта пули, ну и для защиты от всяких мелочей, наподобие тухлых яиц, гнилых помидоров и пакетов сметаны. Такого экрана не было даже у Епифанового рыжего учителя, он долго смеялся, увидев в ящике разлившийся по рыжей репе своего учителя майонез, внизу суетилась охрана, не зная, кого хватать: метатель действовал профессионально и остался незамеченным.

Стрельбу из базуки по кортежу Пашка сразу отверг: могли пострадать случайные прохожие, да и угадать, в какой машине едет цель, было невозможно, как и расстрелять все машины кортежа.

В город Епифан прибывал на самолёте, аэродром находился недалеко от Пашкиной дачи. От стингера взлетающему или заходящему на посадку пассажирскому самолёту было не увернуться, если, конечно, правильно стрелять. Но в этом случае опять же пострадали бы невинные люди.

И Пашка решил не горячиться, решив, что Небеса подскажут ему, как действовать.

…Утром Пашка набрал ещё корзину черники, по пути наловил рыбы, и к вечеру был на даче. Поставил технику на место, ещё раз полил грядки, тормознул легковушку. Через полчаса звонил в дверь своей квартиры. Жена обрадовалась чернике, часть отдали родне, из остального сварили варенье…

Потом пошли грибы, брусника, клюква. В одну из поездок Пашке захотелось ухи. Рыба не ловилась, и он поехал в Раменский залив, к городищенским рыбакам, — у них рыба была всегда. Гавинский и Раменский заливы сообщались ручьём, про который мало кто знал. Выезжая из этого ручья, Пашка удивился: у Змеиного острова стоял небольшой причал, наподобие дачных причалов для калош (так уже лет тридцать называют дачники стоместные теплоходики, развозящие их по Ягорбе). Зачем он на мелководье, куда не пройдёт ни калоша, ни иная лайба? Да ещё за морем, в которое речные калоши не совались: они попросту разломились бы на высокой волне.