Владимир Лещенко - Чародей на том свете

Отведя таким способом душу, прихрамывая, Данила двинулся в лес, совершенно не представляя, куда пойдет. Сейчас он хотел одного – уйти подальше от проклятой сосны.

Прошел лишь десяток шагов по лесу, когда вдруг боль взорвалась в голове страшным ударом. Теряя сознание, он чувствовал, как на него, рухнувшего наземь, навалилось сразу несколько человек, как выворачивали назад руки, торопливо связывая, и как, скрутив, потащили куда‑то. А потом он провалился в забытье. Или – теперь уже в небытие?..

Как выяснилось – не в небытие. Открыв глаза, Даниил обнаружил, что его выволокли на середину какой‑то полутемной избы и прислонили (другого слова не подберешь) к резному столбу.

Конечно, о загробном мире достоверно ничего не известно, но вряд ли «тот свет» выглядит именно так.

Когда глаза парня привыкли к свету древних ламп накаливания, он украдкой начал оглядываться. Стены были увешаны ветхими полотнищами с непонятными знаками, напоминающими не то скандинавские руны, не то ассирийскую клинопись.

У стены стояли четыре антикварных кресла с полопавшейся пластиковой обивкой, в которых восседали четыре старика.

Все они были одеты довольно странно – кургузые, со следами частой, хотя и аккуратной починки, черные пиджачки, дурацкие черные галстучки, брючки школьного вида и начищенные до блеска штиблеты. Что удивительно, нос каждого украшали (и это в наше‑то время биолазерной коррекции) круглые очки. Среди них выделялся годами и солидностью глубокий старец с даже не седой, а прямо‑таки желто‑зеленой от времени бородой.

И не будь Данька так измучен и оставь его в покое головная боль, он бы точно рассмеялся – так не соответствовал прикид старикашки его древнему, благолепно‑величественному облику.

– Ответствуй, жалкий! – строго произнес старец. – Не хулил ли ты великого пророка нашего?! Не поносил ли священную Сову? Не есть ли ты слуга гнусного Видальдерморта, явившийся в сию обитель, дабы поколебать веру нашу?

– Нет, – ответил Даниил со всем возможным подобострастием в голосе.

При этом он говорил чистую правду.

– Зачем же явился ты сюда, в тайную обитель последователей Пророчицы, если не для злых козней?! – воскликнул дедок. – Зачем сломал святые изображения?!

– Я не… – начал было археолог, чувствуя себя почему‑то так, как если бы внезапно угодил на какой‑то идиотский спектакль.

– Молчать!! – взвился другой старикан, менее древний, но зато, пожалуй, самый противный на вид. – Молчать, нечестивец!!

Он замахнулся на Даню резным посохом, но закашлялся и сел прямо на пол, схватившись за грудь.

Его налитые кровью мутные глаза с ненавистью смотрели на пленника.

– Успокойся, брат, – елейным голоском остановил его третий. – Не забывай, заблудшая душа еще может быть спасена для Пророчицы и дела ее…

– Но грешное тело должно быть наказано в любом случае, – назидательно и веско изрек четвертый и последний из старых перечников – тощий, с совой на плече и, как та сова, крючконосый и лупоглазый.

Последнее наблюдение не прибавило Даниилу оптимизма. Впрочем, его, этого оптимизма, и без того было весьма мало.

– Это уж как водится, брат Инквизитор, – подтвердил первый старец.

– Итак, ответствуй, заблудшее дитя, свалившееся с небес, сожалеешь ли, что уничтожил древние изображения?

«Это он, наверное, о том фанерном чучеле, на которое я так неудачно приземлился, спускаясь с сосны», – догадался Горовой и энергично закивал головой, мол, сожалею.

– Раскаиваешься ли ты в грехах своих и в том, что предки твои отринули святые истины? Готов ли ты отречься от заблуждений и уверовать в пришествие на Землю Хариуса Поттера?

И тут, наконец, Даня понял, куда он попал – и несмотря на весь трагизм ситуации, невольно расхохотался.

Роулианцы!

Старая и почти забытая конфессия, запрещенная в числе других тоталитарных сект еще пресловутым «Эдиктом о веротерпимости» от семьдесят седьмого года, наряду с национал‑коммунистами, анархо‑либералами, сибирскими друидами, истинно русским белым Буду и тому подобной дребеденью.

Все думали, что роулианцы давно исчезли, а они вот где окопались. В большой заповедной зоне.

– Глумишься над священным именем!!! – заверещал самый противный старикашка, кинувшись на Даниила с посохом наперевес.

Палка, причем довольно‑таки увесистая, врезалась в столб рядом с головой археолога и вскользь задела одного из амбалов, приволокших парня на судилище и, по всей видимости, бывших у дедов чем‑то вроде личной гвардии. Тот пискнул нечто похожее на «Премного благодарен, ваша святость». Дед, изрыгая проклятия, сверзился на пол, посох с грохотом покатился по выщербленным доскам.

А Данька все хохотал, просто не в силах остановиться.

Конечно, это была истерика, вызванная усталостью и всем прочим. Но ведь ему и в самом деле было смешно.

Великий пророк Хариус Поттер!

Пророчица!!

Священная сова!!!

Когда парень отдышался, то веселости поубавилось. По лицам древних хмырей и их подручных он понял, что его ждут крупные неприятности. Так и случилось.

Отойдя в дальний угол, старцы принялись хмуро совещаться полушепотом. Поднявшийся с пола носитель дубинки, зло шипя, так и брызгал слюной, крючконосый сурово вертел головой, как его сова, а главный дед разводил руками, глядя на Даню и как бы говоря: я сделал все, что мог, и не виновен в твоей судьбе.

Но вот старцы пришли к решению и чинно уселись в кресла. Заговорил тот, кого назвали Инквизитором.

– Именем Совета Харр‑Басской обители! Грешник, отринувший истину Пророчицы, и похули… хули… хули…

Он поперхнулся, сова на его плече завозилась и подозрительно уставилась на Даниила. Так, как если бы он был большой и вкусной мышью.

– Короче, – наконец справился с собой Инквизитор, свирепо глядя на не сумевшего сдержать усмешки археолога. – Готовься к смерти. Примешь ты муки мученические и пытки, а после, дабы искупить вину свою, будешь скормлен священным совам – слугам господина нашего!

После оглашения приговора на голову Дане был водружен пыльный мешок, и грубые лапы конвоиров повлекли его в неизвестность.

Измученные, совершенно потерявшие всякую надежду сталкеры наткнулись на эту крошечную прогалину, когда были готовы упасть и умереть.

Дорога сквозь тайгу отняла последние силы. Они уже и сами не помнили, сколько времени блуждали по этим непролазным дебрям. Последние запасы провизии кончились еще вчера. И хуже всего, сталкеры очень плохо представляли, что им теперь делать.

В тот день, когда Карлуша своим дурным любопытством погубил себя и чуть не отправил на тот свет несколько сотен ни в чем не повинных пассажиров, удача раз и навсегда отвернулась от поисковиков.