Алексей Лютый - Рабин Гут

А бронзовый монстр, оказавшийся огромным бронированным велосипедом, медленно набирая скорость, устремился прочь от поставленной на уши крепости. Горыныч с воздуха прикрывал отход. А лучники, возглавляемые Алланом, угнали из крепости тех лошадей, которых смогли поймать, и, поломав подъемник железной решетки, закрывающей ворота замка, верхами помчались к опушке леса, опережая Первый Танк от Рождества Христова…

В лагере Рабиновича дым стоял коромыслом. Бойцы обоих отделений, нажравшись поповской браги, устроили внутри каменного мешка, заменявшего отряду крепость, дискотеку. Внешне все это напоминало танцы так же, как Борис Моисеев Мэрилин Монро. Однако песни аборигены орали от души.

Все напевы, как ни старались исполнители их разнообразить, всегда начинались с народно-патриотического, уже знакомого ментам по Камелоту: «Мы не на пиршестве мясо разрежем…» Затем шла вольная интерпретация, когда каждый из бойцов начинал орать во всю глотку собственные слова. А заканчивались песни и вовсе однотипно: «Йо-хо-хо! Йо-хо-хо! И бутылка рому…»

Во всем лагере более-менее трезвых людей можно было найти лишь в пещере Рабиновича. Аллан с Каутой пили прототип шотландского виски в компании со своими бойцами, а остальное руководство отряда (включая новое приобретение: принцессу Ровену) сидело у Сени отнюдь не за круглым столом.

– Мы с саксом, от которого тпру… трпу… трудно было ждать такого благородства, решили выяснить, что замышляют эти… Ну, я имел в виду Бедивера и Мордреда, – заплетающимся языком рассказывал историю своего пленения Грифлет. – Окапазакапа… Ока-залось, что они отыскали где-то этого выскочку и провозгласили его королем Англии. А сэр Артур тогда хто? Мифический герой?

– Выпей, Гриф, а то ты че-то заикаешься. – Заботливый Жомов протянул рыцарю глиняную кружку. Грифлет осушил ее нервными глотками и продолжил:

– Эти идиоты собирают под свои знамена всякий сброд и провозгласили начало войны Алой и Белой розы. А какая, я вас спрашиваю, роза, когда у Артура на гербе дракон? Ни-ич… его не понимаю!..

– Стоп, стоп, стоп! – попытался прервать рассказ Грифлета Попов. – Насколько я помню, Ричард Львиное Сердце появился лет через пятьсот после Артура. А война Алой и Белой розы была уже при другом Ричарде. Его, по-моему, Горбуном звали…

– И никакой он не горбун, – покачал пальцем перед носом Андрюши Грифлет. – Ровный. И спереди и сзади! Вот только одно плохо. Самозванец он, блин, святой отец!

Принцесса Ровена сидела в уголке пещеры, слева от Рабиновича, и широко открытыми глазами смотрела на «разбойничий» пир. Кроме нее, пожалуй, только Горыныч был трезвым существом в этой компании алкоголиков, отмечавших диким запоем успех операции по спасению несчастных смертников.

Мурзик расположился под столом, между принцессой и Рабиновичем. Он упоенно глодал большую оленью берцовую кость и из-за набитого рта участия в разговоре не принимал. Остальные могли говорить, потому что только пили и утруждать собственные челюсти поглощением закуски не собирались.

– Вот я и говорю, что спираль времени уплотняется, – не зная, насколько это опасно делать, встрял в пьяный разговор Горыныч. – Нужно срочно искать вашего Мерлина. Думаю, что еще не поздно вернуть историю в ее нормальное русло…

Может быть, на слова трехголового профессора никто и не обратил бы внимания, если бы не Ровена. Беспрестанно хлопая своими огромными ресницами, девушка тронула Рабиновича за рукав и проворковала:

– Ах, милый Робин! Это так здорово, но я никак не могу привыкнуть, что эта зверушка разговаривает!

Услышав такое, Горыныч едва не свалился со стола, по которому мог спокойно расхаживать ввиду сильно уменьшившегося размера тела. Жомов поймал его за хвост и поставил на середину стола. Если бы монстр знал, что за этим последует, он бы, наверное, предпочел упасть, оставив хвост в жомовской руке!

– Так, мужики, я че-то не пойму, – Иван с перепою вечно забывал, что у Горыныча три головы, и каждый раз пытался сфокусировать зрение, думая, что у него в глазах троится. – А че этот орел трезвый тут ходит?

– Это ты про кого? – не понял Горыныч.

– Ты мне, братан, дураком не прикидывайся! – рявкнул на Ахтармерза Жомов. – Скажи еще, что уже пил с нами!

– Нет, конечно, – еще не понимая ситуации, озадаченно ответил Горыныч. – Наша раса вообще алкалоидов не употребляет. Мы их для борьбы с вредителями используем.

– Ну и дураки, – констатировал Иван и протянул пустую кружку Попову. – Андрюша, наливай. Сейчас мы этого дикаря научим, как надо водкой пользоваться!

Горыныч попытался отвертеться от выпивки, но ничего из этого не вышло. Жомов поймал его в пригоршни, а настроенный на эксперимент Андрюша залил самогонки в одну из трех пастей монстра. Некоторое время Попов размышлял, а потом спросил у Жомова (остальные в этом опыте участия не принимали, но зато и мешать не собирались):

– Слушай, Вань, в другие пасти ему заливать?

– Не-а, – Иван отобрал у Попова кружку. – Хватит ему для начала. Потом посмотрим…

Выпущенный из железных лап Жомова, Горыныч на некоторое время застыл посреди стола, прислушиваясь к собственным ощущениям. А затем с ним началась странная метаморфоза! Сначала левая голова вцепилась зубами в бровь центральной. Та не сообразила, откуда произошло нападение, и укусила правую. Третьей голове уже вообще стало все до фени. Но на всякий случай она решила попробовать на вкус крыло.

Непонятно почему, но за крыло вступился хвост и звезданул правой голове прямо в глаз. Та оказалась в состоянии «грогги» и свалилась прямо между передних ног. Те решили, что их догоняют задние, и пошли. Естественно, далеко они не ушли, поскольку до задних ног вообще еще ничего не дошло! В итоге Горыныч растянулся на столе и угодил двумя оставшимися головами в полупустую кружку самогонки.

– Вы посмотрите, какая прелесть! – звонко засмеявшись, захлопала в ладоши принцесса. – Робин, где ты поймал такого чудного зверька?

– В Караганде… – ответил Сеня, отнюдь не разделявший веселья принцессы.

Дело в том, что две головы перестали грызться и мигом осушили кружку до дна. Горыныч сначала посинел, затем начал наливаться цветом спелого изумруда и наконец поднял третью голову. Глаза его загорелись желтым огнем, и монстр попытался сложить три свои клювастые башки одну на другую, глядя на большой медный графин с самогонкой.

Головы выстраиваться в пирамиду не хотели. Они с упорством Сизифа шлепались на стол и вновь пытались занять подобающее ритуалу положение. Ничего из этого не получалось. И от такого отсутствия координации медный графин начал елозить по столу, словно йог на гвоздях, устраивающийся на ночлег поудобнее.