Алексей Лютый - Рабин, он и в Африке Гут

– …мать вашу! – закончил эльф свое обращение к ментам и тихо растворился в воздухе.

Вот и пообщались! Поняв, что ничего интересного сегодня уже не случится, я отправился на вечерний моцион, твердо рассчитывая, что к моему возвращению шатер будет восстановлен в первозданном виде, и мне наконец удастся спокойно поспать…

Как и следовало ожидать, к рассвету все жутко замерзли. Большинство переселенцев спали, тесно прижавшись друг к дружке и при этом еще наполовину зарывшись в песок. Это их хоть сколько-то согревало, а вот менты, за исключением Рабиновича, таким способом сохранения тепла побрезговали. Каждый предпочел ночевать в собственном, персональном шатре, и теперь Жомов с Поповым ворочались под одеялами, пытаясь сохранить тепло и при этом не проснуться. Сеня ночевал в одной палатке с Рахилью, и от того, что им дольше удалось сохранить тепло, а может быть, и от чего другого, проснулись они позже всех. Первым же раздраил глаза криминалист.

Может быть, из-за хорошей прослойки жира он и проспал бы дольше омоновца, но все испортил Горыныч. Этот хладнокровный керогаз (не в том смысле, что невозмутимый, а просто не умеющий хранить тепло организма), хоть и был укутан на ночь в несколько одеял, утром все равно не выдержал и, выбравшись из своего рукодельного кокона, полез к Андрюше греться. Естественно, забыв предупредить о своих намерениях. А Попову снились аквариумные рыбки. Причем не где-нибудь, а в мамином борще. Когда мама подала ему тарелку, где в кипящей жиже плескались барбусы и гурами, а затем заявила: «На тебе, миленький, два в одном!» – при этом ухмыльнувшись тремя головами сразу, Андрюша мгновенно проснулся. Но тут, словно продолжение кошмара, Ахтармерз и просунул свои зубастые пасти прямо к его пухлому личику.

Попов заорал. Причем не просто заорал, а взвыл, как сфонивший микрофон на концерте. Слышал бы это Витас, умер бы от зависти. Соплеменники Моисея тоже едва не померли, но не от зависти, а от страха. Вот уж неизвестно, что именно им послышалось в этом вопле, но проснулись все. Мгновенно. При этом часть сынов израилевых тотчас закопалась в песок с головой, а остальные спросонья бросились бежать в разные стороны, не разбирая дороги. Хорошо, что проснулись вовремя. А то ментам сорок лет понадобилось бы только на то, чтобы собрать их по пустыне. И еще столько же понадобилось бы, чтобы уговорить соплеменников Моисея вернуться в лагерь.

Горыныч из палатки Попова не выскочил. Его оттуда просто вынесло звуковой волной и впечатало в гребень соседнего бархана. Искали его потом долго и всем табором, но нашелся он все равно сам. Выкопался из песка, приполз обратно в лагерь и пару часов не разговаривал с Поповым – просто был контужен и ничего не слышал. Впрочем, все это случилось позже, а после Андрюшиного крика из своего шатра выбрался на свет божий Ваня Жомов.

– Дневальный! – призывно заорал он и, когда один из подчиненных Навина примчался на зов, спросонья поинтересовался:

– Ну и какая сволочь включила сигнал тревоги?

Затем до Ивана дошло, что он не на срочной службе в армии и даже не у себя в ОМОНе. Ни дневальных, ни дежурных здесь нет, и сигнал тревоги включать некому. Во-первых, штепсель воткнуть некуда, а во-вторых, не придумали этих сигналов еще. Жомов жутко расстроился от отсутствия этих привычных атрибутов цивилизованной жизни и с досады влепил затрещину ни в чем не повинному новобранцу, преданно пялившемуся на него глупыми, несчастными глазами. Новобранец ойкнул и еще преданнее посмотрел на омоновца. Тот поморщился.

– Это тебе за то, чтобы с поста никуда не отлучался, – по-своему извинился перед солдатом Жомов.

– Разминаешься? – поинтересовался у него Рабинович, высовывая длинный нос из своего шатра, а затем огляделся по сторонам.

– Так я и думал, что это Попов орал, – констатировал Сеня и спрятался обратно. – Разбудите к завтраку. И чтобы без истеричных воплей…

Между тем всеобщее оживление в лагере переселенцев потихоньку стало затухать. Люди принимались за свои обычные утренние дела. Причем девочки шли за левый бархан, а мальчики – за правый. А затем все вместе по привычке собрались перед центральным и принялись стенать из-за того, что в пустыне нет умывальников, душевых комнат и бассейнов. Назначенное вчера начальство тут же весело взялось за дело и разогнало жалующихся к местам их ночевок. Затем каждый из вождей, начиная с десятника и кончая олигархом, воткнули рядом с собой таблички с надписью «Приемные часы начинаются с утра и тут же заканчиваются» и начали оптом собирать стенания. Те, кто не успел настенаться до окончания приема у начальства, стали тихо роптать и заняли очередь для того, чтобы завтра с утра пожаловаться кому-нибудь на недостаток внимания к собственной персоне.

В общем, жизнь сделала виток и загнала караван переселенцев на рельсы, чтобы преспокойненько раздавить затем приближающимся поездом новой жизни. Все этому радовались, а еще больше возликовали тогда, когда от семейных очагов потянуло запахом пищи. Терпеливые жены, матери и сестры сынов израилевых, получившие вчера право безнаказанно и в любое время суток пилить своих мужей, благоразумно отложили это занятие до того, как благоверные оставят политику и захотят набить чем-нибудь желудки. Чтобы подманить свои будущие жертвы, они и принялись готовить завтрак. Причем каждая постаралась сделать еду аппетитнее, дабы мужик, привлеченный мощным ароматом, побыстрее попал в ловушку. В итоге особо удачливые охотницы приманили к очагу не только своих супругов, но и с десяток чужих, решивших хоть раз в жизни вкусно поесть. Жены этих чужих, хоть раз в жизни решившихся, тут же оказались рядом и палками отбивали своих благоверных. С ног до головы и особенно по почкам. Что и делали весь остаток утра, а начальство не вмешивалось. Поскольку семья хоть и являлась ячейкой общества, но в их юрисдикцию не входила.

– Да-а, не повезло мужикам, – посочувствовал Жомов, глядя с вершины бархана на жестокие истязания евреев их женщинами. – А с другой стороны, пусть радуются. Моя бы Ленка со своей скалкой и тещей уже десятка два таких чревоугодников по паркету раскатала, а эти еще живыми по лагерю бегают. Орут, правда. Но это нормально. Для психологической разрядки помогает. Да и слабонервную жену опять же криком запугать можно.

– Ваня, – хитро щурясь, проговорил Попов, подходя к другу. – А я вот в одной ученой книжке прочитал, что муж, избитый женой, получает куда большую травму, чем та, которую он может приобрести, к примеру, когда на работе ему упадет на голову ящик.

– Какой ящик? – настороженно переспросил омоновец.

– А какая тебе, на хрен, разница? – оторопел не ожидавший такой реакции Андрюша.