Терри Пратчетт - Цвет волшебства [сборник]

— Где мы? — поинтересовалась Канина.

— И есть ли здесь спиртное? — подхватил Креозот и хмуро добавил: — Наверное, нет.

— И почему оно раскачивается? — продолжала Канина. — Никогда раньше не бывала в комнате с металлическими стенами. — Она принюхалась. — Чувствуете запах масла?

Джинн появился снова, впрочем, на этот раз он обошёлся без дымовых эффектов и блуждающих люков. От Канины он старался держаться подальше — насколько позволяла вежливость.

— Всё в порядке? — осведомился он.

— Это Анк? — спросила Канина. — Да, именно сюда мы и хотели попасть, но, в общем-то надеялись, что ты перенесёшь нас куда-нибудь, где будет дверь.

— Вы туда направляетесь, — уверил джинн.

— Но где мы сейчас очутились?

Замешательство джинна заставило мозг Найджела преодолеть все стадии размышлений одним скачком. Юноша посмотрел на лампу, которую держал в руках, и в порядке эксперимента встряхнул ее. Пол заходил ходуном.

— О нет! — воскликнул Найджел. — Это физически невозможно.

— Мы в лампе? — переспросила Канина. Их пристанище снова задрожало — это Найджел попытался заглянуть в носик лампы.

— Только не волнуйтесь, — посоветовал джинн. — И постарайтесь по возможности не думать об этом.

Он объяснил (хотя «объяснил» — это несколько неверное слово, и в данном случае оно означает «так и не сумел объяснить, хотя делал это довольно долго»), что группа людей вполне может преодолевать расстояния в небольшой лампе, которую держит один из них. Сама же лампа движется потому, что её несет один из находящихся в ней людей, и это происходит благодаря: а) дробной природе реальности, означающей, что каждую вещь можно рассматривать как находящуюся внутри всего остального, и б) творческому подходу к окружению. Фокус основывался на том, что законы физики замечали своё упущение уже после того, как путешествие было закончено.

— Но в данных обстоятельствах лучше об этом не думать, — заключил джинн.

— Это всё равно что не думать о розовых носорогах, — вставил Найджел и, когда все уставились на него, сконфуженно хохотнул. — У нас была такая игра, — пояснил он. — Нужно было всячески избегать думать о розовых носорогах. — Он кашлянул. — Не сказал бы, что это такая уж хорошая игра.

Он сощурился и снова заглянул в носик лампы.

— Ага, — согласилась Канина. — Дурная игра.

— Э-э, — встрял джинн. — Кофе кто-нибудь хочет? Музыку? Может, по-быстрому перекинемся в «Поход героя» [40]?

— А выпить есть? — спросил Креозот.

— Белое вино?

— Дрянное пойло.

Джинн, похоже, был шокирован.

— Красное вино вредно для… — начал он.

— Но на безрыбье и рак рыба, — торопливо перебил его Креозот. — Что угодно, только не суй в бокал всяких зонтиков. — Тут до серифа дошло, что с джиннами так не разговаривают. Он взял себя в руки. — Никаких зонтиков, заклинаю тебя Пятью Лунами Назрима. Также обойдёмся без кусочков фруктов, оливок, изогнутых соломинок и декоративных обезьянок. Приказываю тебе это Семнадцатью Метеоритами Сарудина…

— Я не любитель зонтиков, — мрачно перебил его джинн.

— Здесь довольно пусто, — заметила Канина. — Почему бы тебе не поставить сюда какую-нибудь мебель?

— А я вот не понимаю, — сказал Найджел. — Если мы все находимся в лампе, которую я держу, а я сам, пребывая в лампе, держу лампу поменьше, а уже в той лампе… Джинн изо всех сил замахал руками.

— Не продолжай! — взмолился он. — Пожалуйста!

Честный лоб Найджела избороздили морщины.

— Да, но меня что, так много или как?

— Всё циклично, но прекрати привлекать к этому внимание… О чёрт.

Они услышали едва уловимый, неприятный звук, который издала спохватившаяся реальность.

В башне царила темнота. Это был плотный столб древней темноты, которая пребывала здесь с начала времён и которую возмущало вторжение дневного света, нахально протискивающегося в башню мимо Ринсвинда.

Волшебник почувствовал движение воздуха, дверь у него за спиной закрылась, и темнота хлынула обратно, так аккуратно заполняя световую прореху, что вы бы даже шва не заметили.

Пространство внутри башни пахло древностью с легким намёком на вороний помёт.

Для того чтобы стоять в этой темноте, требовалась большая смелость. У Ринсвинда столько смелости никогда не было, но он всё равно стоял. Что-то начало обнюхивать его ноги, и Ринсвинд словно окаменел. Единственной причиной, по которой он не двигался, был страх наступить на что-то весьма ужасное.

Затем его руки мягко коснулась ладонь, похожая на старую кожаную перчатку, и чей-то голос произнёс:

— У-ук.

Ринсвинд поднял глаза.

Темнота всего лишь на миг уступила место вспышке яркого света. И Ринсвинд увидел, что…

Вся башня была заполнена книгами. Они плотными рядами стояли на каждой ступеньке спиральной лестницы, вьющейся вдоль стен. Они стопками лежали на полу — скорее даже были свалены в кучи. Они расположились — вернее, расселись — на осыпающихся карнизах.

И украдкой наблюдали за Ринсвиндом. Впрочем, обычные шесть чувств были тут ни при чём. Книгам прекрасно удаётся передавать мысли — не обязательно собственные, — и Ринсвинд осознал, что они пытаются что-то ему сказать.

Темноту прорезала ещё одна вспышка. Ринсвинд догадался, что это магия из башни чудесника озарила Башню Искусства своим отблеском. Свет проник через далёкое отверстие, ведущее на крышу. По крайней мере, вспышка позволила ему опознать Вафлза, который, сопя, обнюхивал его правую ногу. Это слегка успокоило Ринсвинда. Теперь бы ещё определить источник тихого поскребывания, монотонно раздающегося возле его левого уха…

Новый всполох услужливо разогнал темноту, и Ринсвинд обнаружил, что смотрит прямо в маленькие жёлтые глазки патриция, терпеливо царапающего когтями стенки стеклянной банки. Это было слабое, бессмысленное движение, как будто маленькая ящерица не особенно-то и пытается выйти наружу, а просто рассеянно проверяет, сколько ей понадобится времени, чтобы протереть стекло насквозь.

Ринсвинд опустил глаза на грушевидную фигуру библиотекаря.

— Их здесь тысячи, — прошептал он. Его голос был тут же втянут и поглощён плотно сомкнутым строем книг. — Как ты умудрился перетащить их сюда?

— У-ук у-ук.

— Они что?

— У-ук, — повторил библиотекарь, делая энергичные движения лысыми локтями.

— Прилетели?

— У-ук.

— А они это умеют?

— У-ук, — кивнул библиотекарь.

— Должно быть, это было впечатляющее зрелище. Хотелось бы поглядеть на такое.

— У-ук.

Не всем книгам удалось добраться до цели. Большинство важных гримуаров смогли выбраться из огня, но семитомный травник оставил в нём алфавитный указатель, а многие трилогии оплакивали гибель своего третьего тома. Добрая половина книг носила на переплётах следы ожогов; некоторые вообще потеряли обложки, и сшивающие их нитки неприятно волочились по полу.