Терри Пратчетт - Цвет волшебства [сборник]

— Она принцесса-амазонка, да?

— Как ни странно, нет. Ты, Эрик, удивишься, когда узнаешь, как много на свете царств, которыми не правят принцессы-амазонки.

— В любом случае выглядит тут всё довольно примитивно. Слегка напоминает каменный век.

— Тецуманские жрецы славятся своим календарем и широко развитой сетью публичных обсерваторий.

— А-а, — оживился Эрик. — Прекрасно.

— Ты не понял, — со вздохом проговорил Ринсвинд. — Обсерватория — это место, откуда наблюдают за звёздами.

— О-о.

— И не стоит так плохо думать о местном населении. Жрецы — великолепные математики.

— Хм— Эрик с серьезным видом поморгал. — Сомневаюсь, что у такой отсталой цивилизации, как эта, есть что считать.

Ринсвинд тем временем внимательно разглядывал колесницы, которые быстро мчались в их сторону.

— О-о, — сказал он. — У них очень сложная математика. Они считают жертвы.

Тецуманская империя, расположенная в окруженных джунглями долинах центрального Клатча, известна своими органическими огородами, изысканными поделками из обсидиана, перьев и нефрита, а также массовыми человеческими жертвоприношениями в честь Кусалькоатля, Пернатого Змея, бога массовых человеческих жертвоприношений. Вообще, Кусалькоатль — очень конкретный бог и любит, когда всё расставлено по своим местам. И конкретно ваше место, как считают его приверженцы, — среди кучи других людей на вершине большой ступенчатой пирамиды, где некто в элегантном головном уборе из перьев затачивает изящный обсидиановый нож, предназначенный исключительно и персонально для вас.

Тецуманцы заслужили на континенте славу самых самоубийственно мрачных, раздражительных и пессимистичных типов, каких только можно встретить. Причину этого вы скоро узнаете. Насчёт местного календаря Ринсвинд тоже говорил правду. Тецуманцы давно уже сообразили, что мир вокруг становится только хуже; таким образом, воспринимая окружающую действительность ужасающе буквально, они разработали сложную систему, позволяющую следить за тем, насколько хуже стал каждый последующий день.

В противоположность всеобщему мнению, тецуманцы всё-таки изобрели колесо. Но их представления о том, как его следует использовать, радикально отличались от наших.

Это была первая из виденных Ринсвиндом колесниц, которую тащили ламы. Но вовсе не это было в ней самым странным. Самым странным было то, что несли её люди. Они держались за ось, по двое с каждой стороны, и бежали следом за животными, шлепая сандалиями по булыжной мостовой.

— Как думаешь, у них там дань? — спросил Эрик.

В первой колеснице ехал приземистый, довольно-таки кубический человек в наряде из шкуры пумы и головном уборе из перьев.

Бегуны, тяжело дыша, остановились, и Ринсвинд увидел, что у каждого из них имеется нечто похожее на примитивный меч, изготовленный путем закрепления осколков обсидиана на деревянной дубинке. Впрочем, мечи эти выглядели не менее смертоносными, чем их культурные, высокоцивилизованные собратья. На самом деле они выглядели даже страшнее.

— Ну? — сказал Эрик.

— Что ну? — переспросил Ринсвинд.

— Прикажи ему отдать мне дань.

Толстяк с трудом сполз с колесницы, подошел к Эрику и, к величайшему удивлению Ринсвинда, распростёрся перед мальчишкой в пыли.

Волшебник почувствовал, как что-то с острыми коготками карабкается по его спине. Потом оно уселось ему на плечо, и голос, похожий на треск разрываемого надвое металлического листа, произнёс:

— Так-то лучше. Очень, какеготам, удобно. А если попытаешься сбросить меня, демон, то можешь какеготам со своим ухом. Какой неожиданный поворот, правда? Такое впечатление, будто мальчишку тут ждали.

— Почему ты постоянно твердишь «какеготам»? — поинтересовался Ринсвинд.

— Ограниченный какеготам. Ну, этот. Такая штука. Ты знаешь. В ней есть слова, — объяснил попугай.

— Словарь? — догадался Ринсвинд.

Пассажиры остальных колесниц также сошли на землю и распростёрлись перед Эриком, который лыбился как идиот. Попугай тщательно обдумал предположение.

— Да, наверное, — наконец согласился он. — Кстати, должен пожать тебе крыло. Сначала ты показался мне полным какеготам, но, вижу, ты отлично справляешься со своими какихтам.

— Эй, демон! — небрежно окликнул его Эрик.

— Да?

— Что они там бормочут? Ты умеешь говорить на их языке?

— Э-э, нет, — сказал Ринсвинд. — Однако я могу его читать, — добавил он в спину отвернувшемуся Эрику. — Может, ты дашь им какой-нибудь знак, чтобы они представили свои требования в письменном виде?..

Было уже около полудня, В джунглях позади Ринсвинда ухали и щебетали какие-то существа. Вокруг его головы жужжали комары размером с колибри.

— Разумеется, — в десятый раз повторил он, — до изобретения бумаги у них дело так и не дошло.

Каменщик отступил назад, отдал последний обсидиановый резец своему помощнику и выжидающе взглянул на Ринсвинда.

Волшебник тоже сделал шаг назад и критически осмотрел каменную плиту.

— Очень хорошо, — одобрил он. — В смысле, отличное сходство. Лучше всего получилась причёска. Конечно, в обычных условиях он не такой, э-э, квадратный, но да, очень похоже. А тут у нас колесница, а здесь ступенчатые пирамиды. Да. Что ж, по-моему, они хотят, чтобы ты отправился с ними в город, — сообщил он Эрику.

— Передай им, что я согласен, — твердо ответил Эрик.

Ринсвинд повернулся к главе делегации.

— Да, — сказал волшебник.

— Сгорбленная-фигурка-в-тройном-головном-уборе-из-перьев-над-тремя-точками?

Ринсвинд вздохнул. Каменщик, не говоря ни слова, вложил в его вялые пальцы очередной каменный резец и установил в нужное положение новую гранитную плиту.

Одной из проблем жизни в Тецуманской империи — не считая такого бога, как Кусалькоатль, — было то, что, если бы вашей семье неожиданно понадобилось заказать на завтра лишнюю бутылку молока, вам пришлось бы начать писать записку молочнику ещё в прошлом месяце. Тецуманцы — единственные люди на Плоском мире, которые совершают самоубийство, забивая себя до смерти собственными предсмертными записками.

К тому времени, как колесница въехала в каменный город, окружающий самую высокую пирамиду, и покатилась между рядами восторженно вопящих тецуманцев, день начал клониться к вечеру.

— Вот это уже ближе к делу, — заметил Эрик, любезно отвечая на приветствия, — Они очень рады нас видеть.

— Угу, — мрачно отозвался Ринсвинд. — Интересно почему.

— Конечно же потому, что я — новый правитель.

— Хм-м.

Ринсвинд искоса взглянул на попугая. Уже довольно долго птица хранила неестественное молчание, а теперь вообще пугливо жалась к его уху, точно старая дева в стриптиз-клубе. Очевидно, у попугая возникли некоторые серьёзные сомнения по поводу изысканных головных уборов из перьев.