Терри Пратчетт - Цвет волшебства [сборник]

Когда путешественники занялись сбором хвороста, Коэн продолжил:

— Но шамое главное — их жубы.

— Почему? — поинтересовалась Бетан.

— Алмажы. Видишь ли, только алмажы могут шправитьшя ш камнями — и вше равно троллям приходитшя каждый год выращивать жубы жаново.

— Кстати, о зубах… — вмешался Двацветок.

— Да?

— Я не мог не заметить…

— Да?

— О, ничего, — отступил турист.

— Да? А-а. Давайте побыштрее ражжигать коштер, пока ещё швет ешть. А потом, — лицо Коэна вытянулось, — полагаю, нам лучше шварить шуп.

— Ринсвинд в супах мастер, — с энтузиазмом объявил Двацветок. — О травах и корешках он знает всё.

Коэн бросил на волшебника взгляд, который позволял предположить, что он, Коэн, в это не верит.

— Што ж. Конный народ дал нам в дорогу немного вяленой конины, — сказал он. — Ешли найдешь дикий лук или што-нибудь в том же духе, это может улучшить её вкуш.

— Но я… — начал было Ринсвинд, однако решил, что продолжать не стоит.

«Во всяком случае, — рассудил он, — я знаю, на что похожа луковица. Это такая круглая белая штуковина с торчащим сверху зелёным пучком. Она должна прямо-таки бросаться в глаза».

— Я пойду поищу, хорошо? — предложил он.

— Хорошо.

— Вон там, в густом, тенистом подлеске…

— Очень даже подходящее мешто.

— Ты имеешь в виду эти глубокие овраги?

— Я бы шкажал, идеальные ушловия.

— Да, так я и подумал, — горько отозвался Ринсвинд и отправился в путь, гадая про себя, каким образом лучше подманить луковицы.

«В конце концов, — размышлял он, — на рынке они уже связаны и подвешены над прилавком, но в природных условиях лук наверняка другой. Наверное, крестьяне, или кто там занимается отловом, используют натасканных на лук собак или же поют песни, чтобы заманить луковицы в ловушку».

Он начал бесцельно шарить среди листьев и травы. На небе уже появилась парочка ранних звёзд. Под его ногами чавкали светящиеся грибы, неприятно органические и похожие на сексуальные игрушки для гномов. Ринсвинда кусали маленькие летучие существа. Другие существа, к счастью, невидимые, прыжками или скользящими движениями скрывались под кустами и с укором квакали на вспугнувшего их волшебника.

— Луковицы? — шепотом позвал Ринсвинд. — Здесь есть луковицы?

— Несколько штук растет вон там, около старого тиса, — произнёс рядом чей-то голос.

— А-а, — отозвался Ринсвинд. — Ладно.

Наступила долгая тишина, нарушаемая только звоном комаров вокруг головы волшебника.

Он стоял не шевелясь, застыв как каменный. Даже его глаза были неподвижны.

— Извините, — наконец сказал он.

— Да?

— А который из них тис?

— Маленькое скрюченное деревце с небольшими темно-зелеными иголочками.

— Ага, вижу. Ещё раз спасибо.

Он не шелохнулся. В конце концов голос непринужденно осведомился:

— Могу я ещё чем-нибудь помочь?

— Ты ведь не дерево, правда? — спросил Ринсвинд, по-прежнему глядя прямо перед собой.

— Не дури. Деревья не разговаривают.

— Прости. Просто у меня в последнее время случались кое-какие заморочки с деревьями. Ну знаешь, как бывает…

— Нет. Я валун.

В голосе Ринсвинда почти ничего не изменилось.

— Прекрасно, прекрасно, — медленно произнёс волшебник. — Что ж, пойду собирать луковицы.

— Приятного аппетита.

Он осторожно, с достоинством прошагал вперед, разглядел в подлеске несколько сбившихся в кучку волокнистых белых штуковин, осторожно выдернул их и обернулся.

Неподалеку лежал валун. Но здесь повсюду были раскиданы валуны — кости Диска подходили в этом месте очень близко к поверхности.

Ринсвинд пристально посмотрел на тисовое деревце — а вдруг это все-таки оно разговаривало? Но тис, ведущий весьма уединенную жизнь, ничего не слышал о Ринсвинде — спасителе деревьев. К тому же он спал.

— Если это ты, Двацветок, то я с самого начала знал, что это ты, — сказал Ринсвинд.

В надвигающихся сумерках его голос прозвучал неожиданно отчётливо и очень одиноко.

Ринсвинд припомнил единственный факт, который он точно знал насчёт троллей, а именно: под лучами солнца нормальный тролль превращается в камень, так что всякий, кто нанимает этих существ на дневную работу, должен потратить целое состояние на защитный крем.

Но если подумать, нигде не говорилось о том, что с ними происходит, когда солнце садится вновь…

Последние струйки дневного света покинули окружающую местность. И Ринсвинду внезапно показалось, что вокруг него слишком много валунов.

— Он ужасно долго возится с этими луковицами, — заметил Двацветок. — Как ты думаешь, может, стоит пойти поискать его?

— Волшебники могут шами пожаботитьшя о шебе, — отозвался Коэн. — Не бешпокойшя.

Он поморщился. Бетан подстригала ему ногти на ногах.

— Вообще-то, он не такой уж хороший волшебник, — продолжал Двацветок, придвигаясь поближе к огню. — Я бы не сказал ему это в лицо, но… — он нагнулся к Коэну. — На самом деле я ни разу не видел, чтобы он творил чары.

— Так, давай другую, — распорядилась Бетан.

— Это очень мило ш твоей штороны.

— У тебя были бы довольно симпатичные ноги, если бы ты за ними ухаживал.

— Я теперь шгибаюшь не так хорошо, как раньше, — застенчиво признался Коэн. — В моей работе не чашто вштречаешь можольных операторов. На шамом деле это жабавно. Я вштречал школько угодно жмеепоклонников, бежумных богов, военачальников — но ни одного можольного оператора. Впрочем, на шамом деле это выглядело бы нелепо — Коэн Против Можольных Операторов…

— Или Коэн и Педикюрши Смерти, — подсказала Бетан.

Коэн закудахтал.

— Коэн и Безумные Дантисты! — расхохотался Двацветок.

Коэн резко захлопнул рот.

— А што в этом шмешного? — осведомился он, и в его голосе прозвучали сжатые кулаки.

— О-о, э-э, ну, — замялся Двацветок. — Видишь ли, твои зубы…

— Што жубы? — рявкнул Коэн.

Двацветок сглотнул.

— Я не мог не заметить, что они, э-э, пребывают в иной географической точке, нежели твой рот.

Коэн бросил на него свирепый взгляд, но потом его плечи опустились, и знаменитый герой показался Двацветку очень маленьким и старым.

— Ну да, это правда, — пробормотал он. — Я тебя не виню. Тяжело быть героем беж жубов. Неважно, што ещё ты потерял. Тебе могут проштить даже отшутштвие одного глажа, но покажи людям рот, в котором одни дёшны, и все ражом перештанут тебя уважать.

— Я не перестану, — пообещала верная Бетан.

— А почему бы тебе не завести новые зубы? — находчиво предложил Двацветок.

— Конечно, будь я акулой или кем-нибудь в этом духе, я бы непременно отраштил их шнова, — саркастически отозвался Коэн.

— Зачем? Их же можно купить, — объяснил Двацветок. — Постой, я покажу тебе… Э-э, Бетан, ты не могла бы отвернуться?