Яся Белая - Фея-Крёстная желает замуж

Но… снова раздаётся весёлая разухабистая музыка, и из торта, снося башенки и руша колонны, выскакивает Мурчелло. Он закидывает одну лапу за голову, другую упирает в бок, и, изо всех сил вертя змеехвостом, начинает лихо отплясывать самбу. Клочья перемешанного с кремом и джемом бисквита разлетаются в стороны в такт его безудержному и неприличному танцу.

Иолара щёлкает пальцами, и мелодия опять смолкает, гости и виновники торжества замирают, и в этой идеальной тишине раздаётся душераздирающий вопль:

— Неееееееееет!

Кричит, конечно же, Иолара, у которой дело всей жизни полетело сейчас коту под хвост. Буквально.

— Я убью эту пушистую тварь!

В Мурчелло летит фаербол. Котяра ловко уворачивается, и огненный шар ударяет в шатёр над столиком для молодых. Шёлковые драпировки мгновенно вспыхивают, пламя тут же перекидывается на скатерти и занавески.

Хвала волшебным силам, студенты кафедры экспериментальной магии ориентируются довольно быстро, и струи воды останавливают огонь раньше, чем тот успевает причинить серьёзный вред бальной зале.

Но все мы оказывается мокрыми, как будто попали в ливень. Самое время применить заклинание суховея, ага. Теперь на головах дам вместо изящных причёсок — перекати-поле. В общем, начинается полный хаос. Заклинания, проклятия, зелья — всё идёт в ход.

Какая свадьба без драки? Ну или хотя бы без демонстрации силы. А тем более — свадьба в магической академии. У студентов есть отличная возможность показать на практике, хорошо ли они усвоили материал, а у преподавателей — принять экзамен, не выходя из бального зала.

Короче, веселье самое настоящее.

А между вспышек магических формул малиновой тенью мечется Мурчелло, за которым, словно алые всполохи, носится Иолара. А, глядя на неё в нормальном состоянии, никогда не подумаешь, что приличная ведьма знает столько непечатных слов.

Вон даже Хмурус краснеет.

Злобинда хохочет, обнимает Галета и страстно целует.

Вижу, что свадьбой своей она более чем довольна.

Но… внезапно переполох прекращается, все останавливаются, будто кончился завод.

Чёрный вихрь врывается в зал, и по тёмным мраморным плитам пола разбегаются глубокие змеистые трещины. Цветы вянут и облетают, лица бледнеют, краски тускнеют. Жизнь отступает и скукоживается от леденящего дыхания смерти.

Смех, похожий на карканье вороны, заставляет меня испуганно вцепиться в рукав элегантного сюртука Хмуруса.

И почему я только сейчас заметила, что ректор сегодня — ну просто с иголочки одет? Какие глупые мысли порой рождает стресс.

Во всполохах молний является она.

Её лицо и грудь белые, как обсыпанные мелом, одежда, глаза и волосы — темнее самой тьмы. Ей одновременно можно дать пятнадцать и сто пятьдесят лет.

Она самое жуткое, из всего, что доводилось видеть мне до сих пор.

Непрошеная гостья. Забытая родственница.

Чёрная Злоба.

Она хохочет раскатисто. И тьма, выползая изо всех углов, начинает клубиться у её ног, заворачивается в смерчи, тянет в разные стороны туманные щупальца.

Полные, красивые губы, накрашенные чёрной помадой, кривит ехидная усмешка.

— Не ждали, — произносит наконец исчадье мрака. «Жэ» в её передаче переходит в «ша», шипит, змеится, расползается эхом, корчится тенями по стенам…

И, кажется, вся наша шумная свадебная компания деревенеет. Как будто на зал пало заклятье замка Спящей Красавицы. Не удивлюсь, если снаружи по линии охранного поля пророс тёрн.

Хмурус так и вовсе превращается в болванчика. Только глазами хлоает. Живой, то есть, всё ещё способной двигаться и что-то делать, остаюсь только я.

Чёрная Злоба скользит ко мне, темнокрылые бабочки несут за ней шлейф шуршащего, словно сшито из опавшей листвы, платья. Чёрная корона парит над головой, как мрачный нимб.

Королева всея тьмы поддевает меня за подборок, заглядывает в глаза, и меня будто утягивает в водоворот.

— Фея! — брезгливо выплёвывает она, и мне почему-то становится стыдно за свою сущность. — Такие, как ты, везде желанные гостьи. А вот обо мне всегда забывают! Чем же я хуже тебя? У меня ведь тоже есть крылья.

Я бы сказала — контуры крыльев. Они похожи на скелетированные листья, что умельцы используют для поделок. Не понятно, как она летает на них.

Да уж, когда внутренне сжимаюсь от страха, в голову сразу же лезет всякая чушь.

— Молчишь? — говорит она, просеивая слово через острые зубы, которые обнажаются в улыбке, более похожей на оскал. — Презираешь? Уверена в своём праве, только потому, что светлая?

Вижу себя в клетке. Кругом рычат и наступают чудовища. Спасения нет. Только паника. Колотящаяся сердцем в горле. Давящая камнем на грудь. Путающая мысли.

Что я могу сказать ей? Что быть злой нехорошо? Что никто не будет звать в гости ту, кто пугает тебя до чёртиков?

А Чёрная Злоба хохочет вновь, только теперь с нотками грусти и безумия.

— Фея среди тёмных! Тебе не кажется, что это абсурд? Думаешь, обрела друзей среди них? Чушшшь! Лицемерие — их второе имя. Нынешние товарищи предадут первыми. Такова их суть.

Окидываю взглядом комнату и действительно вижу, что каждое лицо недобро щерится, прячет в глазах насмешку. Застывший хоровод злобы и масок.

Чувствую себя бесконечно одинокой и беззащитной. Как они могли так со мной? За что? Я ведь хотела всем только добра. А они, выходит, лишь пользуются мной?

— Правильно! Возненавидь! Почувствуй, как ты зла.

Возможно, я бы и почувствовала, если бы вовремя не заметила, как по моей руке, будто незримый татуировщик рисует узоры, разбегается растёкшимися чернилами ручейки тьмы.

— Твоя кровь темнеет.

Бархатный голос — прямо в голове. Но тёплая, сильная рука — на плече. Осязаемо. Нужно.

— Не слушай её. Иллюзии, морок — орудия Чёрной Злобы.

Кудесник чуть наклоняется ко мне. В его тёмных глазах мерцают звёзды.

Мой личный космос.

Мой тёплый космос.

Полный жизни и света.

— Вспомни хорошее. Победи тьму.

И я вспоминаю, как смеялась Злобинда, когда обрела серебристое платье. Как сияли девочки, осознавая важность миссии — быть подружками невесты. Как кружил меня в танце Хмурус. Как светилась от гордости Иолара, сотворившая ради сестры настоящий кулинарный шедевр. Какой нежностью была наполнена речь духа-отца.

Вспоминаю о ком-либо хорошее — и он загорается, словно светлячок в ночном Злобнолесу. Светлячок — сигнал: здесь есть жизнь, свет и любовь.

И я верю светлячкам, а не Чёрной Злобе.

Вон они передо мной — целый млечный путь. Пойти по которому — значит, выйти к сияющему чертогу истины.

И я иду, несусь.

Сильная и бесстрашная.

Моя кожа бела и сияет.

Мраку не замарать её.