Дмитрий Емец - Таня Гроттер и молот Перуна

Малютка Гроттер взглянула на замотанного в платки Пуппера, категорично мерцавшего красным носиком. Чем-то он был похож на Ваньку. Тот тоже порой становился таким же принципиальным. Да и ветхая желтая майка Валялкина чем-то напоминала нелепые одежды Гурия. В душе у Тани поднялась теплая волна, отчасти вызванная странным сегодняшним сном. Вздумай Пуппер обнять ее в этот момент, она, пожалуй, не стала бы возражать. Просто закрыла бы глаза и представила, что это Ванька.

– Я в этом не сомневалась. Если бы сражался не в полную силу – я бы тебя не уважала, – сказала она.

Теперь Тане было уже стыдно, что она могла мысленно сравнивать Пуппера с Жикиным. Если бы Гурий не говорил все время о любви, превращаясь в назойливую муху, она бы дружила с ним, как с Ягуном.

Горизонт порозовел. Спохватившись, что ему еще лететь через океан к тетям, Пуппер засобирался.

– Таня, мне пора. Ты еще подумаешь над моим предложением? Я имею в виду побег на край земли?

Наваждение мгновенно развеялось. Гурик снова становился невыносимым. Таня Гроттер хотела прокомментировать это в своей манере, но Пуппер жалобно округлил глаза.

– О нет, Таня, my dear, я умоляю! Я все понял! Не говори мне «нет», скажи «я подумаю». У меня останется хоть какая-то надежда, – попросил он.

Таня хмыкнула.

– Я подумаю, – великодушно повторила она, размышляя, как мало надо человеку для счастья.

Пуппер просиял.

– Тебя подбросить до Тибидохса? Я на метле! – предложил он.

В этот момент Гурий походил на лопухоида, который, вчера получив права, с натужной небрежностью спрашивает у девушки: «Тебя подбросить? Я на колесах».

Таня хотела ответить «нет», но вспомнила снежное поле и, пошевелив пальцами в отсыревших ботинках, сказала «да». Тая от счастья, Гурий заботливо помог ей забраться на метлу и сам вскочил спереди. Сияющий щит Таня захватила с собой. Оставлять его под дубом показалось ей глупым.

Таня надеялась, что Пуппер сразу полетит к Тибидохсу, но Гурию хотелось порисоваться. Он стал выписывать в воздухе змейки и входить в штопор. Таня вынуждена была крепко обхватить его за пояс и стиснуть метлу коленями.

– Ну как? – спросил Пуппер, выходя из пике у самой земли.

– Дас ис фантастиш! – насмешливо сказала Таня, в третий раз стукнувшись носом о его плечо.

Исчерпав весь запас воздушных трюков, воодушевленный Гурий направил метлу к Тибидохсу и сделал круг над Большой Башней. Демонстрируя свое искусство, он пролетел совсем низко, едва не коснувшись ногами крыши. Тане захотелось спрыгнуть и посмотреть царапину на камне, что указывала направление на Лысую Гору – ту царапину, что когда-то так согревала ей ладонь. Но она могла раскиснуть, а проявлять слабость при Пуппере ей не хотелось.

– Я замерзла! Хватит! – нетерпеливо крикнула она Гурию.

Пуппер обернулся, кивнул и послушно стал снижаться, проносясь в нескольких метрах от темных окон Большой Башни. Неожиданно их ударило точно ураганным порывом. Пуппер вцепился в метлу, а Таня в Пуппера. Их несколько раз перевернуло в воздухе, прежде чем Гурий сумел выровнять метлу. Таня выронила щит, и он, сверкнув точно блестящий пятак, исчез в одной из отдушин, прокопанных нежитью под Башней. Поклеп упорно боролся с этими ходами, но взамен засыпанных сразу появлялись новые.

– Проклятье! Ты видела? Нас сглазили! – крикнул Пуппер.

Таня вспомнила, что, когда их швыряло ураганом, в окне одной из комнат Жилого Этажа маячило белое лицо с широко распахнутым в беззвучном крике ртом. Кто-то стоял, вцепившись в подоконник, и следил за ними дикими глазами.

Лишь гораздо позднее, когда Гурий уже ссадил ее на одном из балкончиков и умчался к своим английским тетям, у Тани мелькнула мысль, что это могла быть Пипа. Однако твердой уверенности у нее не было.

За завтраком невыспавшаяся Таня была вялой и неразговорчивой. Больше всего ей хотелось вновь завалиться спать, но надо было еще тащиться на нежитеведение, а потом к Безглазому Ужасу выслушивать запутанную историю Потусторонних Миров. Зато Баб-Ягун, свеженький, как огурчик, и румяный, как помидорчик, громко сетовал на судьбу.

– Маннокашная скатерть! Какое невезение! Я застрелюсь! Нет, повешусь! Или вначале застрелюсь, потом повешусь, а потом еще для верности отравлюсь. Если, конечно, эта манная скатерть сама по себе не ядовитая!

– Ягун, утихомирься. Последние три раза была шоколадная! – миролюбиво возразил Валялкин.

– Вот именно! Это я и называю переливами фортуны. То шоколад, то манная каша. Сиди, жуй и к стулу не приклейся!.. Нетушки, так дело не пойдет. Придется применить план икс… – сказал Ягун.

Он отодвинул тарелку и стал неотрывно смотреть на Лизу Зализину. Длинноволосая Лиза томно сидела за соседним столиком, где перед ней была вполне приличная пирожковая скатерть.

Примерно через минуту Зализина, которую Ягун буквально пожирал глазами, неуютно задвигалась. Она скользнула взглядом по их столику и, встав, стала быстро собирать на тарелку пирожки.

– Получилось! Проникающий гипноз – страшная вещь! – восторжествовал Ягун.

Но Зализина прошла мимо Ягуна и поставила тарелку перед Ванькой. Разочарованный Ягун едва не стукнулся носом о стол.

– Вань, хочешь пирожков? Ты такой бледненький, такой вечноголодненький, – сказала Лиза с такой нежностью, что Таня чуть не взвыла от ревности.

– Я не бледненький. Но пирожки давай, – произнес Ванька.

Когда Зализина ушла, Ванька передвинул тарелку в центр стола. Ему неудобно было есть одному.

– Хотите? – предложил он.

– Обожаю пирожки, – предательски заявил Ягун. – Интересно, с чем они? Ого, с рисом, с картошкой, с яблочным повидлом… А вот Таньке точно достанется с капустой. Спорю! Ей вечно не везет.

– Нет, спасибо. Меня от одного вида этих пирожков тошнит. Я обожаю манную кашу, – сказала Таня и отодвинулась на дальний конец стола.

Так случилось, что именно этот край оказался ближе других к преподавательскому столику. Без всякого желания ковыряя ложкой в манной каше, Таня случайно услышала обрывок разговора Великой Зуби и Готфрида Бульонского. Готфрид, глухой, как среднестатистический военрук, не умел говорить тихо, а Зуби невольно приходилось под него подстраиваться.

– Свет очей моих, неужели снова? Говорят, он гораздо больше всех прежних, – басом спрашивал Готфрид.

– В него легко проехал бы всадник. Циклопы клянутся, что вечером ничего не было. Если это правда, он мог появиться только ночью или на рассвете, – отвечала Зуби.

– Поклеп уже там? Может, мне стоит ему помочь? – Готфрид кивнул на пустой стул завуча.

– Не стоит. Он отлично справится и сам. У него есть опыт, к тому же, дорогой, магия – не самая сильная твоя сторона, – мягко сказала Зуби.