Дмитрий Емец - Таня Гроттер и посох Волхвов

– Ага, уже прям вся дрожу! – пробормотала Таня, быстро сообразившая, что в самое ближайшее время ей придется давать объяснения.

Дверь кто-то пнул ногой. В комнату ввалилась хмурая Гробыня. Таня была почти уверена, что та сейчас обрушится на нее с обвинениями, но Склепова была не в настроении на кого-либо нападать.

– Привет, Гроттерша! Моего маленького Пупперчика сперли, слыхала? Вот гады завистливые! – буркнула она.

– М-м-м-м… – пробормотала Таня.

Гробыня ее не слушала. Она слушала себя.

– Вся школа как улей гудит. Пуппер-Пуппер-Пуппер… И кому, интересно, понадобился мой Гурочка, а?

Гробыня подозрительно взглянула на Таню, но после, махнув рукой, сказала:

– Ладно, Гроттерша… Там тебя Сарданапал зачем-то зовет. Велел мне передать, что он будет у себя в кабинете… Так что топай! Желаю тебе пуха, пера и всех прочих неприятностей!

Когда Таня, косясь на золотого сфинкса, вошла в кабинет к главе Тибидохса, академик стоял у зеркала и разглядывал Черные Шторы. Шторы злорадно трепетали. Изредка они хищно раздувались, и тогда с другой, зазеркальной стороны слышался жалкий писк Безумного Стекольщика.

– Хочу сказать тебе спасибо за идею… Сегодняшняя ночь прошла довольно спокойно. Во всяком случае, для Тибидохса. Правда, это можно сказать не о всех, – заметил Сарданапал, поворачиваясь к Тане.

Безумный Стекольщик издал леденящий душу крик, в котором слышалась паника. Шторы зашевелились и окутались фиолетовым черномагическим сиянием. Крик Горбуна моментально смолк и перешел в надрывный, почти волчий вой, который логичнее было ожидать от оборотня, чем от зеркального духа.

Академик приподнял Шторы. Горбун с Пупырчатым Носом сидел, забившись в верхний угол. Он был угрюм и злился на весь белый свет. На изнаночной стороне Штор отражался другой стекольщик – с чудовищным горбом и распухшим багровым носом, смахивающим даже не на нос, а на огромную раздувшуюся мочалку. И этот новый стекольщик, злобный, как рой ос, все время подпрыгивал, размахивал тонкими руками и обрушивал на первого Горбуна волны магии.

– Сам напросился! Часов до трех все было спокойно, пока ты не надумал поджечь Шторы. Сидел бы себе тихо – теперь бы не жалел! – назидательно обратился к нему академик.

Безумный Стекольщик раздраженно зыркнул на Сарданапала, однако даже не покусился на его отражение. Он был окончательно подавлен. Академик опустил Черные Шторы, вновь заставив двух горбунов соприкоснуться, и отвел Таню в сторону. Его длинные усы весело прыгали.

– Видишь ли, девочка моя, – таинственно прошептал он, – как я понял, свойство этих Штор в том, что они удесятеряют всякую направленную против них магию и пересылают ее по обратному адресу. Полагаю, именно этим можно объяснить появление второго Горбуна, который теперь задает жару первому. Ведь если разобраться, то Шторы тоже нечто вроде магических зеркал, только они отражают не внешнюю сущность, а внутреннюю… То, что происходит у нас в душе: наши страхи, кошмары, затаенные мысли… А бороться со своими затаенными мыслями злобой – не самая верная тактика!

Золотой сфинкс зарычал на черномагические книги, бившиеся в прутья клетки, и всполохом света вспрыгнул на стену, сделавшись плоским, как картина. Похоже, он вновь развлекался с третьим измерением.

– К сожалению, Перуна, Симорга, Велеса и Триглава Шторам все равно не остановить… Их магии явно не хватит, чтобы не пропустить к нам эту четверку, тем более что древние боги редко страдают внутренней противоречивостью. Они цельны, яростны и крайне редко думают. Вернее, они думают одновременно с действием и возводят все свои действия в абсолют, выдавая их за вселенский закон. Но, возможно, теперь у нас появился шанс, – продолжал академик. – А теперь твоя очередь. Что там на Лысой Горе?

Таня подробно, ничего не пропуская, рассказала о подслушанном разговоре и мертвяке.

– Вампиры ищут посох… – закончила она.

Сарданапал задумчиво кивнул. Тане, внимательно смотревшей на него, почудилось, что ее слова не слишком удивили академика, словно он догадывался обо всем заранее.

– Посох… Да, скорее всего, им нужен именно он… – сказал Сарданапал. – И не только вампирам. Возможно, ты не знаешь, но посох волхвы вырезали из ветви мирового древа много лет назад. Волхвов, служителей и первых жрецов, давно уже нет на свете, но это не меняет дела. В посохе сосредоточена огромная энергия поклонения древним богам. Вера, накопленная за столетия. Если разобраться, то именно он, посох, давал богам силы сейчас, в переменчивом мире, когда все о них забыли. Вампиры украли этот посох у языческих богов, надеясь с его помощью навредить нам, магам. Но после кто-то похитил посох у самих вампиров. Ты не догадываешься, где посох может быть теперь?

– Нет. Но все это точно связано как-то с моими родственниками Дурневыми. Если, конечно, можно следовать совету мертвяка, – осторожно сказала Таня.

Сарданапал усмехнулся. Его усы сложились в назидательную и одновременно крайне двусмысленную фигуру.

– Бывают такие загадочные родственники, с которыми все на свете связано. Эдакие перекрестки, к которым волей-неволей сходятся все дороги. С точки зрения лопухоидов, это нелогично и странно. С точки же зрения истинной магии, как ее понимал, скажем, Древнир, нет ничего объяснимее. Последней и единственной случайностью этого мира было само возникновение мира, как шутил некогда профессор Клопп. Правда, теперь Зигфрид уже не шутит, а лишь забивает мне замок всякой дрянью. Недавно даже ухитрился привязать моему сфинксу жестянку к задней лапе, – заметил он.

– Значит, мне придется лететь к Дурневым? – спросила Таня.

– Возможно, и очень скоро… Но… час еще не пробил.

– А когда он пробьет? – удивленно переспросила Таня.

Академик покачал головой. Сфинкс на стене предостерегающе зарычал. Оба явно не собирались делиться своими тайнами.

– Сейчас не время говорить об этом. Я сам еще многого не знаю, – уклончиво сказал Сарданапал. – Не беспокойся, мы с Медузией не спустим с Дурневых глаз… И еще одно: о Пуппере не волнуйся. Не слушай этого бреда по зудильнику. Я знаю, что ты никак не связана с похищением Гурия… Да и вообще, у меня есть основания сомневаться, что его похитили.

– КАК? Так, значит, Гурия никто не?.. – начала Таня.

Улыбнувшись, академик махнул ей усом, показывая, что занят и никаких других пояснений не будет.

– Иди! Со временем ты сама все узнаешь. Меди недаром говорит, что слишком большое нетерпение всегда портит удовольствие, – сказал он жизнерадостно.

Когда Таня выходила, Черные Шторы шевельнули тяжелыми кистями, прощаясь с ней. Безумный Стекольщик скорбно и душераздирающе завыл, царапая раздувающуюся ткань.