Дмитрий Емец - Вселенский неудачник [litres]

— Ах, Гыриус, Гыриус! Не заставляй меня жалеть о том, что я взял тебя в аспиранты! Разумеется, он шпион, но, скорее всего, шпион одуванчиковых или тополиных. Видишь пух у него на кочерыжке? Это свидетельствует, что он находится в стадии цветения. Вот посмотри сюда!

Магистр Аскольдис протянул отросток и решительно вырвал у меня из головы клок волос. Я взвыл, но старый болван отнесся к этому с полнейшим равнодушием.

— Ты видел, Гыриус, что вместе с пухом у него вырываются и семена? Да, так и есть, это одуванчиковый. Он прилетел сюда, чтобы, когда настанет время, распылиться у нас на планете и размножиться.

— Коварный негодяй! Можно подумать, мы для того возделываем грядки, чтобы всякие развратники-размноженцы из отряда одуванчиковых сеяли в них свои семена! Ну и засвечу же я сейчас этому сорняку! И юный Гыриус с патриотичной горячностью размахнулся отростком, чтобы заехать мне в глаз.

— Стой! Не смей меня бить! Я не одуванчиковый! — завопил я.

Юный Гыриус озадаченно опустил отросток.

— Магистр Аскольдис, а что, если он и правда не одуванчиковый? Вдруг это кто-то из наших союзников, например, реповый или помидорный?

Его научный руководитель придирчиво оглядел меня:

— Чушь! Это не реповый. Я знаю реповых и помидорных. Вообще, должен признать, что это очень странное и нелепое создание. Если мне не изменяет память, скорее всего, это кто-то из многочисленного отряда сухофруктовых, например, вырожденец вишневый или клен склизколиственный. Обрати внимание: у него из отверстий в стебле течет окрашенный хлорофил.

— Никакой я не вырожденец! Это кровь: вы своими отростками разбили мне нос. Неужели не видно, что я вообще не растение? — крикнул я, потеряв терпение.

— А кто ты тогда такой? Может быть, пучок сине-зеленых водорослей? — издевательски спросил магистр Аскольдис, почесывая отростком свой облысевший кочан.

— Я человек!

— Что за бессмысленный набор звуков? Это твой сорт, что ли, так называется? Впрочем, мы сейчас узнаем все точно. Гыриус, пилу!

Капустоголовый взял у своего спутника пилу, проверил, достаточно ли она острая, и, схватив меня за запястье, приготовился отхватить руку у самого плеча.

— Потерпи малость, вырожденец! Я возьму у тебя черенок. Мы изучим его строение, затем разработаем нужный тип ядохимикатов, разведем гусениц-вредителей и вытравим вас из вашего мира. Не обижайся, приятель, но нам, капустникам, давно пора расширить территорию засева, а то молодым кочанам и так уже приходится заниматься фотосинтезом по очереди.

Пока он разглагольствовал, мне удалось согнуть ногу и хорошенько пнуть его, так что капустоголовый даже запрыгал на отшибленном корне.

— Перестань меня пилить, тупоумный болван! Никакой это не черенок, а моя рука! Я человек! Понятно тебе? Гуманоидное существо, состоящее из бесхлорофильных клеток! — взвизгнул я.

Аскольдис и юный аспирант переглянулись. Магистр опустил отросток с пилой.

— Магистр, а вдруг это правда? — страшась собственной дерзости, спросил Гыриус.

Научный руководитель завибрировал от возмущения, и его головные листья в ужасе свернулись в трубочки.

— Ах, Гыриус, Гыриус! Вот уж не предполагал, что какой-то вырожденец, выдвигающий нелепые теории, с такой легкостью введет тебя в заблуждение! — забрюзжал он. — По всему видно, что ты только недавно сменил свой двадцатый комплект листьев! Разве наши ученые, и я в их числе, многократно не доказали, что разумная жизнь может иметь исключительно ботанические, но никак не зоологические формы? Тебе нужны факты? Пожалуйста! Во-первых, разве животным присущ такой сложный одухотворяющий процесс, как фотосинтез? А ведь только при фотосинтезе могут происходить многоуровневые реакции лиственно-кочерыжного мышления, во всех остальных случаях это невозможно — данный тезис был доказан еще Спаржарусом Великим. Что вы возразите против этого, юноша? Во-вторых, у зоологических существ должен отсутствовать корень: без него как клетки будут подпитываться необходимыми веществами? В-третьих, если бы такое безобразное существо все же возникло, оно, в силу своей природы, не поглощало бы удобрения с чувством глубокой признательности, как это делаем мы, а, напротив, выделяло бы их из себя. Разве можно представить себе нечто более противоестественное?

Под действием этих убийственных доводов юный Гыриус увядал на глазах, опуская свою кочерыжку все ниже, но все же осмелился робко возразить:

— Магистр, я понимаю, что это нелепо. Ну а если все же предположить, что разумная биологическая жизнь возможна? Что, если перед нами — эволюционировавшая инфузория-туфелька или мутировавший дождевой червь?

Услышав такое кощунство, старец возмущенно замахал на него отростками:

— Что ты говоришь? Зоологическим существам никогда не эволюционировать дальше жгутиковых или амеб-туфелек — это предел их развития. Неужели мне придется повторять тебе азы, Гыриус? Размеры животной клетки так малы, что, дабы составить такой объем, — тут старец ткнул мне в грудь одним из корней, — их должно собраться вместе несколько сот миллиардов, а разве можно допустить, чтобы сотни миллиардов инфузорий имели бы единую организацию и действовали сообща? Только представь себе этот клеточный рой, и ты задохнешься от омерзения! А ты, жалкий вырожденец, сейчас лишишься вершины ствола. Я раздумал брать у тебя черенок — вершина будет вернее. Ну-ка, Гыриус, придержи ему корни, чтобы не брыкался!

С этими словами магистр Аскольдис решительно поднял пилу и всерьез нацелился на мою шею. Отчаянно вырываясь, я закричал:

— Погодите! Обезглавить меня вы всегда успеете! Почему бы вам вначале не взять у меня немного крови на анализ? Прошу вас, дайте мне последний шанс, а потом рубите хоть в капусту! [8] В этом месте у меня невольно вышел каламбур.

Пила с острыми как бритва зубцами замерла в нескольких миллиметрах от моей шеи. Магистр Аскольдис пытливо покосился на своего аспиранта и рявкнул:

— Что стоишь? Думаешь, я не вижу, чего ты хочешь? Так и быть, принеси сюда микроскоп! Я раз и навсегда докажу тебе, что разумных зоологических существ не бывает.

Гыриус выскользнул из каюты и почти сразу вернулся. Грубо пошевелив мой нос, он добился того, что из него вновь хлынула кровь. Собрав несколько капель на стеклышко, любознательный аспирант сунул его в мерцающий зеленый параллелепипед, сильно смахивающий на дохлую медузу, и поднес к своим зрительным листьям. На миг он оцепенел, а потом пораженно воскликнул:

— Посмотрите, магистр! Это нечто невероятное!

Плазма… мельчайшие тельца, похожие на амеб… они… шевелятся!

— Ну что у тебя там? Дай взглянуть! Померещится же такая ерунда от избытка воображения… — пробормотал Аскольдис, забирая у Гыриуса микроскоп.