Рэйда Линн - Белый обелиск [СИ]

Ольгер размочил в воде последнюю галету из пайка, стараясь не смотреть на сидевшего напротив Алька. Поначалу Хенрик был уверен, что иномирянин неминуемо расклеится в самые первые часы после их выхода из крепости. Хотя Свиридов больше не напоминал того изнеженного белоручку, о котором стражник в Лотаре сказал, что он в жизни не поднимал ничего тяжелее ложки, Ольгер опасался, что марш-бросок до Зимнего каньона будет юноше не по зубам. По правде говоря, Хенрик почти не сомневался в том, что Альк довольно быстро сдастся и запросится обратно в Браэннворн.

Однако вышло по-другому. К концу первого дня иномирянин был бледен, как поганка, под глазами у него темнели синяки, но жаловаться Альк так и не начал. Ольгер понял, что и не начнет - будет тащиться вместе с остальными, пока не свалится в глубоком обмороке. Ночью Ольгер потихоньку встал и, мысленно ругая последними словами Алька, белгов и самого себя, ополовинил заплечный мешок Алька, переложив большую часть поклажи в свой. Среди других вещей он вытащил из сумки парня и тяжелый сверток с порохом, завернутым в вощеную коровью кожу, позволяющую уберечь его от сырости. Иномирянин до того отупел от усталости, что поначалу ничего даже не заметил - механическим, бездумным жестом вскинул мешок на спину, поморщился, когда лямки врезались в натертые накануне плечи, и занял свое место среди остальных солдат. Но уже к середине следующего дня на лице Алька появилось выражение недоумения - наверное, почувствовал, что идти стало куда легче, чем вчера.

Причину этой перемены юноша искал недолго - при всех недостатках Алька, недогадливым иномирянин не был. Он даже попытался возмущаться, но Хенрик кратко - и довольно резко - сообщил, что он предпочитает нести лишнюю поклажу, чем задерживать отряд из-за отставшего или упавшего в какую-нибудь расселину Свиридова. Иномирянин поджал губы и остаток дня избегал даже смотреть в сторону Ольгера. Ройт еще в Браэннворне дал понять, что, если Альк желает присоединиться к добровольцам, отправляющимся в горы, то он должен будет беспрекословно подчиняться Ольгеру или тому, кого Ольгер назначит командиром. По-видимому, парень помнил этот разговор и не считал возможным пререкаться с Ольгером, но всячески старался дать понять, что возмущен его непрошенной -и унизительной, как Альку, видимо, казалось - помощью. Правда, за ночь до Свиридова дошло, что, пока он изображал оскорбленное достоинство, ройт молча нес бОльшую часть его поклажи, так что утром от его подчеркнутого недовольства не осталось и следа - наоборот, вид у иномирянина был почти виноватым. Ольгеру хотелось объяснить Свиридову, что дело тут не персонально в Альке - Хенрик, не задумываясь, сделал бы то же самое для любого новобранца, если бы увидел, что тот не способен выдержать общего темпа. Но Ольгер решительно отверг эту идею, посчитав, что подобный разговор поставит его в дурацкое положение. Начать что-либо объяснять - значит, признать, что ситуация нуждается в каких-то объяснениях. А эта ситуация, по мнению Хенрика Ольгера, не стоила выеденного яйца.

К концу третьего дня Свиридов так освоился, что даже стал смотреть по сторонам. И не только по сторонам... во всяком случае, теперь ройт Ольгер то и дело ловил на себе его взгляд - совсем такой же, как и в Браэннворне. Обмануться в выражении этого взгляда мог бы разве что слепой, но Альк наверняка считал, что он ведет себя предельно осторожно.

Ужин был доеден, костер предусмотрительно потушен, и все члены маленького отряда начали готовиться ко сну. Над расчищенной для ночлега площадке натянули низкий тент, и люди стали забиваться под него, плотно прижимаясь друг к другу, чтобы хотя бы так спастись от холода. Обычно на таких ночлегах Альк всегда старался найти себе место где-то с краю, как можно дальше от Хенрика Ольгера. Причина, вероятно, была той же самой, по которой Альк, словно ошпаренный, вылетел вон из его комнаты, когда Ольгер взъерошил ему волосы. Ройт только усмехался про себя - это же надо, они все вот-вот умрут, а Альк еще умудряется переживать из-за подобных глупостей.

Но на сей раз Свиридов, напротив, замешкался, пока все остальные возились с тентом и устраивались на ночлег. Первая вахта была у Гриса с Томашем, однако Альк задерживался вместе с ними у костра, жертвуя драгоценным отдыхом, как будто впереди были не жалкие четыре часа сна, а вся ночь. Ольгер отдал пустую кружку Грису, встал и забрался под навес, устроив заплечный мешок под готовой и завернувшись в плащ. В спину немилосердно дуло, твердая, промерзшая земля казалась еще жестче, чем обычно, но все это были хорошо знакомые и, в общем, незначительные мелочи, к которым он привык еще во время своей службы в приграничье.

Несмотря на холод, Ольгер вытянулся во весь рост, давая отдых натруженным за день мышцам. Утром тело будет совершенно деревянным, непослушным от усталости и холода... плевать. Ройт вспомнил Квентина с его извечным ревматизмом и придурковатого, но исполнительного Лесли. Мысль была ненужной, лишней - о судьбе слуг он позаботился уже давно, если в то время, когда был простым разведчиком. В случае его смерти Квентин с Лесли получали вольную и ежемесячное содержание. Особняк в Лотаре по завещанию отходил брату и его наследникам, но обязательным условием продажи дома в завещании было обозначена выплата суммы, на которую Квентин сумел бы найти для себя и своего племянника приличное жилье. Словом, причины беспокоиться о своих домочадцах у Хенрика Ольгера как будто не было. Но сейчас он вспомнил их и свой лотарский дом с какой-то странной ностальгией, чего с ним никогда прежде не случалось. Раньше его редкие приезды в этот пустой и, в общем, совершенно безразличный ему дом не вызывали у Ольгера никаких эмоций, а сейчас он с удивлением почувствовал, что был бы рад когда-нибудь вернуться туда снова, еще раз увидеть Квентина с его суетливыми движениями и метелочкой из птичьих перьев, потом выпить кафры на веранде и пройтись по шумной старой гавани.

Ройт вспомнил предсказание эшшари, встретившейся ему на базаре в самый первый день после приезда в Лотар. Синеглазая эшшари утверждала, что способна читать будущее по линиям руки, и предсказала ему смерть, немало позабавив Ольгера. А еще она говорила, что жизнь похожа на женщину эшшари - она, мол, не любит тех, кто не отвечает ей взаимностью. Если бы это в самом деле было так, то было бы совсем не плохо, но Ольгер успел увериться, что дела обстоят как раз наоборот. Он рисковал собственной жизнью много лет, и большую часть этого времени ни дал бы за нее ломаного гроша, однако оставался жив. Гибли другие люди - счастливые мужья, удачливые офицеры, просто жизнерадостные и открытые ребята вроде ройта Годвина - ну, словом, те, кто дорожил собственной жизнью куда больше Ольгера, и кому в самом деле было, что терять.