Дэвид Вонг - Что за чертовщину я сейчас прочёл

Эми иногда грешила, почитывала «Космополитен», и в каждом номере поднималась схожая, вечная проблема отношений — ВЫТАЩИ СВОЕГО МУЖИКА ИЗ НОРКИ, РАЗБУДИ В СУСЛИКЕ ТИГРА (кричащий заголовок).

Дейв как-то раз указал на то, что любая женщина могла случайно пробудить в своём суслике тигра невзначай, неким триггером — неправильной или верной кнопкой стартера — и серьёзно испугаться этого явления.

Для взведения курка достаточно малого — может, высокие каблуки, может быть, капелька боли, или переодевание в школьницу начальных классов с комплектом сюсюканья маленькой девочки.

У каждого мужчины, сказал тогда Дейв, есть что-то, и зачастую, он сам не знает, что заведёт его с места в карьер до тех пор, пока не увидит это воочию.

Эми «нажала на кнопку» Дэвида, когда переоблачилась в костюм Улалы на конвенцию.

Не было ничего ультра-провокационного, просто миниюбка из белого винила — может быть, слишком мини — с поясом-обручем, чтобы придать одежде элемент ретрофутуризма. Белые сапоги, идиотский парик, перчатки до локтя. Незапланированная часть образа, добавленная ей без Дейвова ведома, была скромным нижним бельём в зелёную и белую полоски. Это была локальная шутка. Только для него.

Практически во всех аниме (разновидность японской мультипликации, если вы немного не в возрасте, чтобы знать это слово) наличествует такая штука, как панцушот — кадр трусов под задравшейся юбкой крупным планом, и в основном носительницы школьных униформ имели именно такие трусики в полосочку. Что-то вроде общенационального фетиша.

Дейв думал, что аниме — это явление странное и неуклюже смешное. Японские фетиши — тем более, аж до отметки «стрёмные». Она подумала, что он посмеётся над этой отсылкой.

Дейв как раз собирался в спальню, когда она повстречала его в дверях, чтобы показать костюм полностью. Он отделался вежливым комплиментом, и, за секунду до того, как он закрыл бы дверь, игриво приподняла подол юбки, показывая полосатое исподнее. Эми засмеялась, а вот Дэвид — ни разу.

Он посмотрел на неё этим… тигриным взглядом, затем вошёл внутрь и защёлкнул за собой створку двери.

Что последовало дальше, было… лёгкой формой безумия. Трусики были в щепки.

Она, кажется, нашла одну из этих «мужицких» точек.

Вот именно на этой волне он был и сейчас.

Дэвид отстранился, выглянул в окно, и нетерпеливо пробормотал:

— Мы так будем вечность сидеть. Давай уж лучше пробежимся.

И они побежали прямо под дождь, ворвались в коттедж, смеясь и запыхавшись, словно подростки. Внутри висели головы животных на стенах, и звук дождя, мерно отстукивающего по крыше, приглушал все остальные ощущения.

Предсказуемо — к моменту, как они забежали внутрь, дождь усилился, и ветер снова завёл свою долгую, сильную волынку. Где-то в городе Джон пытался догнать прицеп Нимфова грузовика, и преследование закончилось тем, что они встряли между джипом и столбом ЛЭП.

Эми и Дейв вышли на застеклённую лоджию, и непогода продолжала напевать свою мерную, убаюкивающую колыбельную хмурости. Через пруд возвышалась церковка, стоявшая на травяном лугу. Дейв поцеловал Эми и уже было приобнял её, как вдруг она попросила его немного притормозить.

Она сказала:

— Мы же… приехали отдохнуть, так?

— Я себя пока что контролирую. Но обещать ничего не могу.

Он оглядел пруд.

— Тебе здесь нравится?

Не было ничего такого, что могло бы хотя бы отдалённо намекнуть на декорацию к сказочной истории с элегическим началом — вместо лёгкой взвеси воды в воздухе потоки воды превращали всё вокруг в заболоченную, грязную жижу, грязные бултыхи капель в лужах забрызгивали всё вокруг.

— Здесь чудесно.

Дейв присел на плетёную софу и похлопал ладонью рядом, чтоб она присела с ним.

— Я бы сказал, что было бы неплохо, если б солнышко светило, но я знаю, что на самом деле такая погода тебе по душе.

— По душе, но, когда есть, где погреться, уверена, что весь день проскакать под дождём я бы не смогла. И, ты знаешь, если бы не было угрозы паводка в городе. Но, да, именно этот дождь — большие капли, прохладный ветер, ограниченная видимость — мне нравится. Хочется свернуться калачиком.

Дейв приобнял её за плечо. Она прислонилась к нему, согреваясь.

— Я знаю, это сильно не твоё. Коттедж, головы животных… можно было бы подобрать место и получше для того, чтобы разделить близость. Но вот именно тут, просто немного нежась друг с другом, наедине с буйством природы, и защищенным от неё… это персональный рай. Для меня. Вот такие маленькие моменты.

— Ты веришь в рай, Эми? Буквально?

— Фигура речи, ничего больше.

— Я серьёзно спрашиваю.

— Не знаю точно. Но если он существует — то может, там можно выбрать то, что по душе. У каждого своя, персональная выборка из моментов. Серьёзный дядька-байкер — будет вечно гнать свой мотоцикл с его шайкой, по Радужному Мосту на пути в Вальгаллу. Мне достаточно и такого. Не именно этого места, не дождя конкретно, а ощущения, что все заботы можно оставить позади. Зарплата, работа, постоянные напоминания от тела «покорми меня», «всунь таблетки в рот чтобы жить». Это всё серьёзно заставляет дистанцироваться нас с тобой. Страхи, обязанности. А сейчас всё исчезло. Остались только мы.

Вот именно это — быть вместе. Очень похоже на рай.

— А каков ад, по-твоему?

Она поколебалась с ответом.

— Какой-то разворот не туда в разговоре.

— Никогда не задумывалась?

Эми на минуту замолчала.

— В Аушвице были специальные клетки для совмещения наказания и пытки. Назывались «стойки». Дверь была над уровнем пола, высоко, и как только тебя зашвыривали внутрь — ты оказывался в пространстве полметра на полтора — ни присесть, ни прилечь. Не можешь спать, не можешь найти даже точку опоры — просто торчишь в этой бетонной «стойке», пока кому-нибудь не надоест. Дверь закрывалась наглухо. Ни оконца, ни щелки. В абсолютной тишине. В темноте. Сутками и месяцами напролёт. Вот как-то так. Только навсегда, если ад.

— Боже правый.

— Сам спросил.

— Но по-настоящему ты в ад не веришь?

— Ты, видимо, веришь.

— Да, потому что могу заявить, что рай не будет раем, если в нём отвисают Гитлер, Муссолини, и Тед Банди — и всё это на пляжной вечеринке у Иисуса под крылышком, мило играя в волейбол с их же жертвами. И даже тогда это не было бы раем для них. Есть люди, которым в жуткий кайф именно причинять боль другому. Их благодать — это Ад других. Так что… веришь ли ты в это? В место, где можно страдать вечно?

— Нет.

— Почему?

— Как нам побыстрее тему сменить?

— Ответь.

— Не верю в ад, потому что тогда бы рая не существовало.

— Потому что невозможно прохлаждаться у бога, зная, что там, внизу, страдают люди.