Кристина Мизухара - Чужезасранец [СИ]

Но и тут его ждало очередное разочарование — заметно опустошить подносы с яствами ему не дали, поскольку тосты в честь молодожёнов у гостей внезапно закончились, и виновников с их торжества выдворили. Какая-то женщина и двое мужчин довели их до очередной двери на третьем этаже и, внеся свечи и графин с виски, оставили вдвоём.

Джейми не успел опомниться, как жена первым делом мышкой юркнула в дальний угол и спряталась там за стойкой полога кровати.

«Не понял», — удивился он, расстёгивая заколку на килте. Но, в принципе, его это устраивало полностью и целиком, поэтому, только лишь расслабив ремень, он плюхнулся в кресло и налил себе полный стакан виски. Тут же на кровати лежали его джинсы с бомбером и кроссовками, но и без них Джейми одолевали мысли о Лаллиброх и возвращении домой. Кстати, теперь об этом можно расспросить и пу́гало.

Краем глаза он взглянул, как оно там замерло за стойкой.

«Оно там в засаде что ли? Сейчас как выпрыгнет, как накинется. Изнасилует ещё».

— Виски будешь? — спросил он и опрокинул в себя вожделенный стакан.

Пу́гало чуть выглянуло из-за занавеси.

— Я не знаю. — Прозвучало с его стороны, и Джейми громко и бурно поперхнулся алкоголем. Голосок был тоненький, а интонации жалостливые.

— Твою… мать… — постучал он себе по груди и отставил стакан. Отряхивая капли с пиджака и килта, всем корпусом развернулся в сторону голоса. Ждал, что оно скажет ещё что-нибудь, но не дождался.

— А ну, скажи… кх… ещё что-нибудь… кх, — попросил он заинтересованным голосом.

— Не скажу, — раздалось опять из-за стойки всё тем же тоненьким голоском.

— Почему?

Небольшая пауза и пу́гало полностью вышло из своего укрытия.

— Я боюсь, — шмыгнуло оно носом и почесало за ухом. Девушка осталась стоять, ломая пальцы и низко опустив голову. Голос, к слову, так и остался тонкий, женский или даже скорее детский какой-то.

— Я тоже, — признался Джейми помимо воли. Что-то зазвучало в её интонациях такое, что давило на него и заставляло говорить и делать именно то, что он говорил и делал.

— Правда? Это хорошо! — тут же уже веселее подскочило к нему пу́гало. — То есть, я хотела сказать, а ты чего боишься?

Джейми задумался над ответом.

— Тебя, — в полном шоке сам от себя объявил он.

— А я — тебя, — слегка подпрыгнула на месте девушка и пару раз хлопнула от радости кончиками пальцев как в ладоши. Она улыбнулась, и Джейми завис. Странно и непонятно было видеть такую милую, женственную улыбку на всё том же обезображенном лице.

«Нос от соплей отмыли», — отметил он машинально, потому как всё остальное сбивало с толку и заставляло начать думать с самого начала, а это уже ни к чему. Он жаждал конца!

— На. Выпей, — подвинул он ей стакан и плеснул в него виски.

Девушка схватила и опрокинула в себя махом.

— Это у тебя от страха голос изменился?

— Ага, — кивнула она.

— Да ты не бойся. Если ты не захочешь, то вообще ничего не будет.

— Да я бы с удовольствием, а как же дядья?

— А они-то тут при чём? — округлил он на неё глаза.

— Ну, как там… — сделала она витиеватый жест рукой, — на свадьбах потом простынь вывешивают.

— Погоди-погоди, так ты всё-таки девственница?

— Конечно! — жена чуть обиженно потупилась, но всё равно покраснела ещё больше, если такое вообще возможно. — Я же первый раз замуж вышла!

Тут Джейми вспомнил: когда и с кем он тоже «первый раз замуж вышел». Эх, давно это было. В пятнадцать.

— Тогда… — парень посмотрел по комнате, — давай… А давай просто кровью простынь измажем и всё.

— Давай. А где мы её возьмём?

— У меня есть килтпин**, наколем себе пальцы. Только утром. Сейчас не мешало бы поспать.

— Я не могу спать в Леохе. — Оглядела она спальню оценивающим, немного брезгливым взглядом. — Здесь у них постели не просушивают и поэтому клопы. А я в Париже от клопов отвыкла. У меня в Лаллиброх их нет.

— А сундуки у тебя в Лаллиброх есть?

— Полно. А зачем тебе?

— Да так просто. Люблю спать в сундуках.

Пу́гало задумалось.

— Странн6ый ты какой-то, — окинуло оно мужа взглядом с ног до головы. — И английский у тебя тоже странный.

— А это правда, что ты разговариваешь на четырёх языках?

— Ага, — кивнуло головой. — Я знаю гэльский, французский, английский и испанский. — Стало загибать пальцы.

«Что-то у них тут с пальцами не то», — успел вспомнить Джейми седовласого Колама.

— Круто.

— Что-что? «Круто»? А это на каком?

— На моём. — Он опять налил ей виски. — Пей.

— Нет, я больше не могу, — отрицательно помотало головой пу́гало.

— Как это не можешь! Значит, пьяной возле камина валяться ты можешь, а с мужем выпить ты уже не можешь.

Пугало замялось, пару раз стрельнув глазами в Джейми, как бы не решаясь что-то сказать.

— Я наврала, — выпалило оно, наконец.

— Наврала? Зачем? — сдвинул брови муж.

— Прости меня, пожалуйста, я не хотела. Это по привычке. Я для Колама и Дугала придумала, что это от камина, — показало пальцем на обожжённую щёку, — а на самом деле, от пороха на охоте.

— Ты любишь охоту?! — подпрыгнул Джейми.

— Больше всего на свете! — подпрыгнуло пу́гало.

— Я тоже! Я тоже очень люблю охоту!

— Это хорошо! Я обязательно возьму тебя с собой на охоту, — оно прошло и уселось на кровати. — С тобой Колам не будет ругать. Он сказал: ещё раз поймает меня в Трулиновом лесу, саму пристрелит. Ругается.

Джейми опять задумался.

— Колам тобой командует, да?

— Да, — обиженно надуло губы пу́гало. — Он и замуж выдать хотел. Мне ведь уже двадцать один. Давно пора. — Водило оно пальчиком по узору покрывала. — Дядья волнуются. Не хотят, чтобы я выходила за кого-нибудь из другого клана. Тогда Лаллиброх отойдёт тому лэрду, а Колам не хочет. Он жадный. Они давно мне подыскивают кого-нибудь из МакКензи, а я не хочу.

— Поэтому ты разговаривала грубым голосом?

— Угу, — старательно закивало головой пу́гало, и его кудрявые локоны-пружинки, побалованные недавней встречей с гребешком, заплясали друг с другом джигу. — Чтобы никто не хотел на мне жениться. Чтобы я была страшная. Колам сказал, что скоро отдаст кому-нибудь насильно, а все члены клана они такие преданные Коламу и Дугалу, а я не хочу быть им преданной. Они долго не давали согласие на брак моих родителей, потому что папа был французом, и даже по имени, которое он мне дал, не зовут. Называют Лалли в честь Лаллиброх. Фу, как куртизанку какую-то.

Джейми слушал и понимал, что девушка жалуется. Хочет высказать ему свою боль, просто чтобы пожалел, посочувствовал. И вот-вот его предательская рука уже потянулась взять её ладонь и сжать с поддержкой и состраданием, и вот-вот в голос уже пробрались участливые интонации, а на кончике языка сгрудились слова доброты и человечности, но он тут же одернул себя.