Анастасия Миллюр - Сбежать от судьбы или верните нам прошлого ректора! (СИ)

Кстати, меня безумно радовало, то, что в туалет я могла ходить сама. По стеночке, конечно, делая частые остановки, но сама. Иначе со стыда бы сгорела и больше в жизни в глаза аморту не посмотрела!

Аля и парни не приходили. Аморт запретил кому-либо посещать меня. Я хотела было возразить против такого произвола, но Даринер мин Самитрэн очень искусно пресекал все мои попытки бунта.

Сегодня я чувствовала себя лучше и решила попробовать прогуляться по комнате. Кое-как натянув на одежду, встала, держась за спинку кровати, и на трясущихся подкашивающихся ногах дошла до стены. Оперлась об нее двумя руками и остановилась, тяжело дыша. Затем развернулась, прижалась к ней спиной и решила, что идея прогулки – одно из самых фатальных решений в моей жизни. Я была еще слишком слаба. Выдохнула сквозь стиснутые зубы, сделала шаг, и в этот момент, открылась дверь, и вошел нахмурившийся ректор.

Кинула на него косой взгляд, стиснула зубы, и упала... Точнее упала бы, если бы он меня не подхватил.

– Что ты за упертая ведьма, Мира?! Я тебе что сказал: лежать и не вставать! А ты тут прогулки устраиваешь!

Он поднял меня на руки, с беспокойством оглядел, а затем понес к кровати.

Знали бы вы, как я ему была благодарна! Я не уверена, что дошла бы до кровати! Прижалась головой к его плечу и выдохнула. Снова начиналась головная боль.

Меня аккуратно положили на кровать, убрали с лица пряди волос и накрыли одеялом. Через пару минут, когда боль немного утихла, встретилась с серьезным взглядом ректора.

– Что-то случилось? – поинтересовалась я.

Голос вышел хриплым. Аморт нахмурился сильнее, откинулся на спинку кресла и сказал:

– Да, случилось.

Закрыла глаза и спросила:

– И что же?

– Мира, ответь мне, пожалуйста, зачем?

Я удивленно открыла глаза и посмотрела на сердитого ректора.

– Зачем что? – осторожно спросила я.

– Зачем ты заколдовала студентку Гистас?! – тихо, но очень внушительно спросил он.

Ага, значит, Адочка не выдержала и побежала к ректору. Тварь. Мои губы растянулись в широкой улыбке.

– Да, я ведьма, да я злая,

Но бываю и другая, – пропела я.

– Мира! – прошипел он, едва сдерживаясь.

– Что? – спросила я.

– За-чем? – по слогам спросил мужчина.

Я усмехнулась, превозмогая боль.

– Разве нужны причины для пакости? Просто я, ректор Самитрэн, – злая и вредная. Я ненавижу Адонику. А еще я не обязана перед вами отчитываться, – ответила ехидно.

– Мира, – очень серьезно начал он. – Желание уложить тебя на колено и отшлепать удерживает только тот факт твоей болезни.

Я вскинула бровь.

– А то, что ваше желание – это нарушение субординации, вас не смущает?

– Нет! – рявкнул он.

Тут же скривилась от боли в голове.

– Прости, – тут же извинился аморт, а затем ласково провел рукой по моему лбу, и боль прошла.

– Спасибо, – улыбнулась я.

Он кивнул.

– Итак, я хочу знать причину.

– А я вам ее уже назвала, а добавлять ничего не собираюсь, – усмехнулась в ответ.

– Мира, – он чуть наклонился ко мне. – Скажи мне, зачем ты выставляешь себя в таком свете? Я знаю, есть рациональное объяснение твоему поступку, потому что тебе не свойственно – действовать необдуманно. А еще я знаю, что ты не такая уж и плохая, грозная и вредная, как хочешь казаться, поэтому спрошу еще раз. Зачем ты заколдовала Миру?

И внезапно, мне очень захотелось рассказать. Ректор каким-то странным непостижимым образом проник под мою броню и заметил маленькую девочку, прячущуюся внутри. Девочку, которую никто не должен видеть, ранимую, наивную. Девочку, которую скрывает каждая ведьма. Но я подавила свой порыв. Чуть приподнялась на локтях, встречаясь с ним взглядом, и ответила:

– Не надо думать обо мне лучше, чем я есть, ректор. Я вредная, злая, коварная, сумасбродная. Я – ведьма. Не нужно искать рациональное зерно в моих поступках, потому что его нет. Идите успокаивайте Аду, ведь только ваша сила аморта в стостоянии на время убрать заклинание, я его, кстати, снимать не собираюсь!

Я откинулась на подушки и, зло усмехнувшись, закрыла глаза. Вот так. Чего только не сделаешь ради исполнения плана! Сейчас он пойдет к ней, разочаровавшись во мне. Его любовь будет медленно увядать, а чувства к ней наоборот распускаться во всей красе.

Внезапно почувствовала, как меня поднимают на руки и крепко прижимают к себе.

– Глупый маленький ежик! – слышу я шепот на ухо.

В шоке распахиваю глаза.

– Ты не испугаешь меня своими иголками, – смешок. – Не знаю, зачем тебе это надо, но даже не пытайся настроить меня против себя.

Я отстранилась от него и заглянула в глаза, которые наполнены чем-то теплым и ласковым. Ой-ой!

– Вы – странное существо! – воскликнула я. – Какие к хмырю иголки? Какое настраивание против себя? О чем вы?! Я говорю так, как есть! Уходите к хмыревой бабушке! Вы меня до смерти достали!

– Да конечно! – фыркнул он. – Поэтому так зажглись твои глазки, когда я вошел? Э-э-э! Не было такого!

– У вас зрительные галлюцинации! – любезно просветила его.

– Не-а, – отрицательно махнул он головой, а потом прижался своим лбом к моему. – Я, конечно, сейчас пойду к студентке Гистас, потому что она, и правда, нуждается в помощи, но не думай, что я испугался твоей «злой и коварной» натуры.

Я фыркнула.

– Зачем вы мне это сообщаете?

– Потому что у меня есть ощущение, что с тобой я постоянно прохожу какую-то проверку, и ты только и ждешь момента, чтобы разочароваться во мне. А еще зачем-то пихаешь мне Аду, что безумно задевает мое мужское самолюбие.

Ай-яй-яй, ректор! Нельзя быть таким проницательным! Что прикажете отвечать бедной больной ведьмочке, у которой отчего-то перехватило дыхание? И непонятно отчего: то ли от близости ректора, то ли от его откровений... В любом случае и то, и то – совершенно нежелательно!

– Никакой проверки я вам не устраиваю – раз! Аду я ненавижу, и чисто из принципа не стала бы ее ни кому сулить – два. Разочаровываться в вас я не собираюсь, так как не очаровывалась – три!

Он усмехнулся.

– Твои жестокие слова ранят меня в самое сердце.

– Боюсь, вам следует построить оборонительный укрепления вокруг него, – улыбнулась я, непонятно по какой причине включаясь во флирт.

– Зачем? Я планирую вручить его одной особе, которая и будет делать с ним все, что захочет: хоть укреплять, хоть разбивать, – он тоже улыбнулся.

– Это очень недальновидный поступок, – укорила я его. – Сердце при разбивании имеет привычку болеть, оно вам надо?

– Кто не рискует, то не пьет шампанского, ты не согласна? – усмехнулся он.

Я рассмеялась.

– Боюсь я, даже если и буду рисковать, и каплю шампанского в рот не возьму. Алкоголь на меня влияет очень плохо.

Он убрал прядь волос мне за ухо и сказал: