Николай Инодин - Замочить Того, стирать без отжима [СИ]

Все головы на мостике флагманского крейсера повернулись к месту последней стоянки броненосного красавца. Действительно, со скрытым водой кораблём что-то происходило. Мачты качнулись, потом начали медленно, очень медленно подниматься из волн.

Команды крейсеров сгрудились на палубах, завороженно наблюдая, как поднимается из глубин нырявший по какой-то своей надобности исполин. Вот уже над поверхностью показались надстройки, за ними — башни главного калибра. Шумит стекающая в море вода…

Тенно хэйко банзай! — похоже, матросик сам не понимает, зачем выдал гордый клич, голос его дрожит. По привычке вякнул, наверно.

На крейсере не видно людей — только на баке бьётся о мокрые палубные доски крупный скат, пытаясь вернуться в сбежавшее от него море.

Будто пытаясь извиниться за своё отсутствие, «Асама» поднимается из воды выше, чем обычно, будто что-то выталкивает его из морской пучины.

— Капитан, пошлите партию на «Асаму», мы должны понять, что с ним происходит!

Адмирал Урю и сам готов броситься к трапу, но требуется сохранять лицо.

Вынырнувший из глубин крейсер покачивается на невысокой волне, будто полегчал на тысячу-другую тонн. В окутавшей отряд гнетущей тишине стук мотора отваливающего от борта катера кажется святотатственно неуместным. Катер подходит к увешанному гирляндами ламинарии трапу «Асамы», и в этот момент с крейсера раздаётся стон сминающегося металла, к которому прибавляется треск досок палубного настила. Палуба в районе носовой башни главного калибра вспучивается горбом, будто в недрах корабля зародилось какое-то ужасное чудовище, и теперь рвётся наружу, разрывая отслужившую свой срок оболочку.

Затем — взрыв, такой же странный и непонятный, как всё происходящее — скорее тягучий хлопок, над развороченной изнутри палубой «Асамы» поднимается столб серого вонючего пара, который мгновенно формирует плотное облако. Это облако лёгкий ветер гонит прямо на стоящие на якорях корабли. На крейсерах и миноносцах раздаются крики ужаса. Плотный пар скрывает от наблюдателей картину окончательной гибели родоначальника новой генерации броненосных крейсеров.

Ужас проходит — пар пахнет…

— Он пахнет сакэ! — вдруг вскрикивает кто-то на палубе.

— Какая страшная смерть… — шепчет адмирал, стараясь дышать через ткань на рукаве мундира, но это не помогает. Через каких-то десять минут надышавшиеся парами спирта команды становятся неадекватны. Счастье, что русские плотно сидят в запечатанной их же руками гавани и не могут внезапно напасть на беспомощных героев империи восходящего солнца. Тем временем вентиляторы, которые никто не догадался отключить, закачивают пары спирта вглубь отсеков, котельных и машинных отделений, артиллерийских погребов. Между тем слой битума, отделяющий агрессивную шимозу от стали снарядных корпусов, тонок и непрочен…

Транспорты с десантом накрыла волна не столь высокой концентрации.

Полковник императорской армии может забыть, как его зовут, но о своём долге помнит всегда:

— А п-почему мы до сих пор не можем выполнить приказ императора, да живет он вечно?

— П-потому что носатые северные в-варвары не пускают нас к п-п-п-причалам!

Капитан транспорта тоже помнит о своём долге.

— П-почему для того, чт-тобы выполнить свой д-долг, я д-должен искать какие то п-причалы? — изумляется полковник.

— Д-действительно, — вместе с ним удивляется капитан. Он делает открытие:

— Варвары не способны совместить порыв высоких чувств стремящихся к исполнению долга сынов Ямато, и законы физики, их ущербные мозги не способны даже сравнивать длинное и тяжёлое, но мы-то сделаны их другого теста! Полковник, долг гонит вас и ваших солдат на берег?

— Да! — восклицает полковник, так и не вспомнивший, как его зовут.

— Тогда собирайте своих солдат на баке!

— Где? — не понял сухопутный крыс.

На носу — терпеливо поясняет капитан. Мы добавим к силе духа действие силы инерции! Методом наложения векторов мы добьёмся нужного результата!

На пояснение гениального плана командам и десанту двух оставшихся транспортов не потребовалось много времени. Капитан занял место у машинного телеграфа, сжал рукоятки, и с высоты мостика оглядел заполнивших носовую часть воинов империи.

— Для нас нет преград в этом мире! — прошептал он, и выкрикнул: — Банзай!

Рванул рукояти машинного телеграфа на «самый полный» и повернулся к рулевому, любуясь его мужественным лицом.

— Прими ещё пол румба вправо, сынок — ласково сказал он, взглянув на приближающийся берег.

Очнувшиеся в ужасном состоянии команды боевых кораблей с удивлением увидели обсохшие во время прилива на мели транспорты и множество разбросанных вокруг них тел в мундирах императорской армии. Делать в этих водах было уже нечего. Медленно и печально японские боевые корабли разводили пары, выбирали якорные цепи, разворачивались и один за другим медленно начинали движение по извилистому фарватеру. Миноносцы первыми преодолели узости и прибавили хода. Вот головной с разгона разрезал первую крупную волну, над острым форштевнем поднялся фонтан брызг, будто отвечая ему, из носового артиллерийского погреба вырвался фонтан пламени. На миноносце сдетонировали боеприпасы. Мощи пятидесятисемимилимитровых унитаров не хватило для того, чтобы разорвать корабль на части – взрыв только пробил дыру в днище. Изящный маленький корабль осел носом, зарылся в волны и будто нырнул, махнув на прощание пером руля идущему следом мателоту.

И будто подал сингнал — чудовищные взрывы начали один за другим сотрясать корабли эскадры, от малейшего толчка взрывались снаряды первых очередей, ждущие своего часа у орудий, детонировало содержимое артиллерийских погребов. В течение часа отряд, посланный адмиралом Того для обеспечения захвата передовой базы в Корее, перестал существовать.

В ожидании чашки чая капитан первого ранга Руднев свободно расположился в одном из кресел своего бывшего салона.

— И что, Александр Васильевич, Балк так и не признался, что делал с японскими кораблями?

— Вовсе нет, Всеволод Федорович, он как раз рассказывает с удовольствием, проблема в том, что на трезвую голову объяснить не может, — печально разводит руками Колчак.

— Не вижу проблемы, — улыбается Руднев, — Балка напоить хоть и нелегко, но вовсе не потому, что оказывается. Хлебного вина, правда, много уходит…

— Пробовали, Всеволод Федорович. Тогда мы его не можем понять.

— Ну я не знаю, — морщится Руднев, — тогда, верно, нужно и самим напиться.

— Я тоже так решил, — соглашается Колчак.

— И рассказал?

—Да.

— И вы поняли?