Николай Инодин - Замочить Того, стирать без отжима [СИ]

По одной из теорий, неудача крылась в неверном выборе напитка. Водка, немецкий и датский шнапс себя не оправдали. В Амстердаме приступили к испытанию джина, и, видимо, были близки к успеху – забытые эскадрой на берегу офицеры обнаружились через час, решительно протаранив угнанным в порту паровым катером эскадренный броненосец «Наварин» в районе парадного трапа. Смелых естествоиспытателей удалось спасти, однако они все сильно замёрзли и промокли, катер затонул, а у броненосца оказалась ободрана краска по правому борту. Идти в море на обезображенном корабле адмирал не пожелал и дал команду на возвращение.

— Боже, какой бред!

Контр-адмирал Фелькерзам отбрасывает номер «Таймс», передовица которой полностью посвящена коварному нападению его отряда на британскую эскадру. В гибели американского корабля тоже обвиняют русских — это неопровержимо доказывает размещённая в середине статьи схема сражения, из которой даже дураку видно: янки не мог попасть в сектор огня британской эскадры. Зато все русские перелёты наверняка доставались несчастному кораблю, оказавшемуся в ненужное время в опасном месте.

— Господин комендант, вы-то знаете, что мой отряд уходил из порта на каких-то три часа! Даже до Эйнхейзена не прошёл, о какой битве в Канале может идти речь?

Но господин ван Даамен отводит взгляд, старательно рассматривая палубную обшивку адмиральского салона:

— Военные власти нашей страны не располагают информацией, где именно находился ваш отряд, покинув гавань. К моему глубокому сожалению, ваш повторный заход не отмечен в портовых документах. Вы не вызывали лоцмана, не приглашали таможню, а гражданские служащие не внесли информацию в свои документы.

Голландец вздыхает, на его лице появляется выражение непреклонной решимости.

— Господин адмирал, Голландия исторически хорошо относится к вашей стране, но установление истины для нас важнее даже добрых отношений. Как вы можете объяснить тот факт, что сразу по прибытию в порт на вашем флагманском корабле начались ремонтные работы, а в лазарете оказалось полно офицеров? Для консультации приглашали профессора Баккера, этот факт невозможно скрыть!

Дмитрий Густавович багровеет и в ярости хлопает ладонью по столу. От сотрясения сифон с сельтерской водой подпрыгивает и падает набок, как убитый наповал пехотинец.

— Что вы себе позволяете? Профессор приглашён для лечения простуды! А на «Наварине» просто красят борт, с которого ободрана краска! Это, по-вашему, повреждения эскадры, утопившей два броненосца и избившего ещё два так, что они с трудом доплелись до Портсмута?

Голландец радостно улыбается:

— Так вы подтверждаете, что это ваша эскадра утопила британский и американский броненосцы?

— Во-о-он! — переходя на русский, орёт контр-адмирал фон Фелькерзам, подхватывает со стола графин и запускает его в наглого голландца.

Из европейских газет:

«Голландское правительство потребовало от командования русской эскадры в двадцать четыре часа покинуть территориальные воды Нидерландов»

«Британский флот патрулирует Северное море в ожидании русской эскадры».

« Двойной ультиматум России! САСШ и Британия требуют выдать для суда виновных в чудовищном нападении на эскадру нейтрального государства, разоружить флот и интернировать его в портах нейтральных стран. Своё согласие принять русские корабли уже высказали Швеция, Османская империя и Корея».

«Филиппинская эскадра флота САСШ прибыла в Шанхай для соединения с силами китайской станции британского флота».

«Массовые демонстрации в Нью-Йорке, Балтиморе и Филадельфии! Граждане Соединённых Штатов требуют наказать виновных в гибели своих соотечественников! «Я горжусь своим мужем, он был настоящим американцем!» — говорит вдова капитана Айртона».

«Атлантический флот САСШ готовится к переброске на тихий океан! В состав эскадры войдут новейшие броненосцы и броненосные крейсеры»!

«Что думают в Петербурге? Каким будет ответ Зимнего Дворца на ультиматум?»

Командирский салон на «Наварине» отделан с тяжеловесной роскошью конца девятнадцатого века — красное дерево, ковёр, массивная мебель. Для ценителя — весьма достойное зрелище, но командиров кораблей и флагманских офицеров отряда они не интересуют.

— Господа, Петербург молчит, наш посланник в Нидерландах сказался больным и отказался от встречи. Я принял решение возвращаться в Кронштадт. Если британский или какой-либо другой флот попытается этому препятствовать, я буду вынужден использовать против него любые имеющиеся в моём распоряжении средства.

— Вы прикажете открыть огонь? Против англичан у нас нет ни малейшего шанса.

— Евгений Романович, мы уже объявлены виновными во всех смертных грехах. И вывод я вижу только один — эта невероятная провокация задумана как повод для объявлении войны России. Вся европейская и американская пресса клеймит нас как коварных негодяев. Удовольствия выставить нас трусливыми негодяями я им не предоставлю. Если бритты попытаются остановить нас силой, будет сражение. Чем бы оно для нас не окончилось. Приказываю, господа, отряд к бою и походу изготовить.

Мичман Яковлев в компании корабельного священника наблюдал за развернувшейся на кораблях отряда суетой несколько отстранённо — водолазная часть крейсера к походу готова, а в бою не участвует. Немногочисленных подчинённых мичмана привлекла к своей суете боцманская команда, и они с отцом Алексием, следуя флотской и житейской мудрости: «если не можешь помочь, не мешай» — беседовали о высоком.

— Всё-таки, юноша, я полагаю, что для закуски гораздо лучше подходят солёные грузди. Этак, знаете ли, с маслицем, лучком репчатым, капелькой винного уксуса, и чтобы в бочонке обязательно дубовый лист был, и смородиновый, но последнего — самую малость, для запаха только. Под огурчик, оно, конечно, тоже душевно идёт, хрустко так, но грузди это совсем другой уровень, понимаете? О чём это вы вдруг задумались?

Мичман, взятый отцом Алексием за рукав, очнулся:

— А?

Потёр виски длинными пальцами с ухоженными ногтями:

— Я, святой отец, вот о чём подумал. Ведь до чего совпало-то, — чужой порт, ультиматум, эскадра поджидает, несопоставимо сильнейшая нашей. Колчак вывернулся как-то… А мы?

— Так ведь Колчак и сам по сей день не знает, что его подчинённый спьяну устроил.

— Неужели мы глупее?

Отец Алексий вздыхает глубоко, используя всю мощь тренированной грудной клетки.

— Так ведь пробовали не раз, не выходит.

— Все разы ситуация была обычная, а нужна безвыходная! – у мичмана горят глаза от лихорадочного возбуждения.

— Катер там был, и сахар, и спиртным потом в бухте неделю пахло. Отец Алексий, мы обойдёмся без сахара! Я к командиру!